Читать «Мемуарр» онлайн - страница 20

Анатолий Найман

Х р у щ е в. Держусь у полководца в фарватере, Иосиф Виссарионович.

С т а л и н. Полководец, бородка у тебя не по уставу. Эспаньолку запустил, гранд мадридский.

Б у л г а н и н. Мягонькая, товарищ главнокомандующий. Жена привыкла.

С т а л и н. Я смотрю, Никита тоже привык.

Брежнев угодливо подхохатывает.

Х р у щ е в (Брежневу). Чего ржешь! Твоя Молдавия по вину “Фетяска” план сорвала. Как бы тебе кровавыми слезами не заплакать.

Б р е ж н е в. Я не Сталину. Благодаря вам, Никита Сергеевич, я его культ изжил. Меня Андропов дразнит. Говорит, что от зеленого горошка венгерской фирмы “Хортекс” меньше газов, чем от “Молдовплодоовощ”.

А н д р о п о в. Я “Хортекс” брал вот этими руками при поддержке танков Т-34.

С т а л и н. А мне передали, уважаемый Юрий Владимирович, что вы говорили, что Молдавия – это Румыния.

Е л ь ц и н. А мой Юрий, не длиннорукий, а Лужков который, говорит, что газы могут вращать турбины московских ТЭЦ.

А н д р о п о в. Я, Иосиф Виссарионович, говорю, Румыния – это Молдавия минус советская власть. Отчего и плетется в хвосте соцлагеря, сырьевой придаток.

Ч е р н е н к о. Вы на меня тяжело налегаете, Юрий Владимирович, мне больно.

А н д р о п о в. Никто Андропова не любит.

Г о р б а ч е в. Комсомольцы на вас молятся, Юрий Владимирович.

Е л ь ц и н. Не все, не все. Мой Юрий, короткорукий, называет вас самозванцем. И московским пугалом социализма с человеческим лицом.

Г о р б а ч е в. Просто ни в какие ворота! Это, извините, дерзость, а не дерзновение. Всякая распущенность имеет границы. Свобода – это

в первую голову ответственность.

Е л ь ц и н. Мы – новая генерация. Отрясшая страх. Оттрясшая.

П у т и н. Не знаю – наше подразделение берет с Андропова пример.

Е л ь ц и н. Вы, молодой человек, кто и откуда?

П у т и н. Я из вашего аппарата.

М е д в е д е в. Он вас исключительно уважает.

Е л ь ц и н. А вы, юноша?

М е д в е д е в. А я исключительно уважаю его.

С т а л и н. Он из его аппарата. Я не ошибаюсь, товарищ?

М е д в е д е в. Так точно, товарищ Сталин. Мы на него всем аппаратом молимся.

Приобретая такого рода естественность, демонстрация теряет стройность. Очень скоро она превращается в преодоление препятствий, которыми становятся сами демонстранты и полотна, которые они несут. Постепенно от них начинают освобождаться – оставляя на первом же свободном месте, сваливая в кучу. То там, то здесь полотна образуют закутки, выгородки, маленькие помещения, скрытые от посторонних глаз.

Их используют для уединения и укромных объяснений те или иные персонажи.

Корней и Ниобея.

К о р н е й. Кузина, не притягателен ли я для вас?

Н и о б е я. С какой стати?

К о р н е й. Потому что во мне пульсирует к вам влечение.

Н и о б е я. В смысле это самое?

К о р н е й. Всеобъемлющее. Включая и это самое.

Н и о б е я. Но мы же двоюродные.

К о р н е й. А не будь – вопрос можно рассмотреть, да? Другими словами, кое-какая притягательность наличествует.

Н и о б е я. Не больше, чем к любому вашему брату. К любому активному экземпляру без выраженного уродства и инвалидности.

К о р н е й. Так и мое влечение не индивидуальное. (Вдруг засомневавшись.) Кажется.