Читать «Мемуарр» онлайн - страница 13

Т и г р а н. Так, дедушка?

А в г у с т. Почему? Мы с Виталием дружили, секретов не было. Он мне рассказал: на ноябрьской, когда щиты сдавали, Майку эту в уголку, удалось, прижал. Так что наготове не наготове, но в уме я ее держал.

М а й я. Август! Какая низость! Сейчас же сознайся, что все выдумал! Извинись немедленно!

А в г у с т. Все не все, но кое-что выдумал. Тогда. Но кое-что, оказалось, и не выдумал.

Д е т и и в н у к и. Что?! Что?!

А в г у с т. Зажигательность и пламень юной Майи Модестовны.

М а й я. Август, что с тобой? При детях!

А в г у с т. Так ведь потому и детях при, что зажигательность и пламень.

С в е т л а н а. А Валерий на маму глаз ложил?

А в г у с т. Майя Модестовна, вопрос к вам.

М а й я (излишне серьезно). Валерий был образцом товарищества.

С первого дня института. И продолжает быть до сегодняшнего.

С в е т л а н а. В каком плане? Валерий-товарищ или товарищ Валерий? Ты же была комсомольский вожак. И если он рядовой член…

А в г у с т. Отнюдь. Валера – бессменный профорг. Комсомол – резерв партии, профсоюзы – школа коммунизма. Всего лишь. Субординация. Смотрел на нее снизу вверх. А мне на картошке сказал: “Ты давай с Майкой решай, а то я не камень”.

С в е т л а н а. Мать, да ты вамп!

Я р о с л а в. Мне в голову не приходило.

А в г у с т. А вот и мимо! Валера чист, как голубь, а голубь – как тот снег. Виталик ухаживал, Валера – эталон товарищества, хранящийся в парижской палате мер и весов. Виктуар – вот кто искуситель. Вот кто змей. Что-то он, кстати, еще не звонил, не назначал, когда и как нам праздновать. Сорокалетие-то.

Пауза.

Т и г р а н. Ну, дак, и вы на демонстрации, снег валит, дед в пыльнике. Хрущев-Булганин сдвоены, как Маркс-Энгельс, – и дальше что? Откуда пошла разматываться наша семья?

А в г у с т. От кладовки при комитете Вээлкаэсэм. Уже институтского. Туда складывали всех вождей и все плакаты до следующей демонстрации. Помещение не бальная зала, не больше этой дачки. Но человек двадцать-тридцать наталкивалось. Размещалось – под прикрытием, стало быть, промокших средств массовой агитации.

М а й я (перехватывая и быстро продолжая). Много ли молодежи нужно! Очень уютная кладовая. Двухконфорочная электроплитка, варили пельмени из коробок.

С в е т л а н а. Водяра – если дотерпевали.

М а й я (как бы не слыша). Сибирские. После такого марш-броска вкуснее любого ресторана. Чай. Кипящий. Сахару не жалели. Крепкий – деготь. Плавленый сырок “Дружба”. Консервы “Завтрак туриста”. Тушенка – пальчики оближешь. Прослоенная жемчужным жиром. Такие банки с туристами у костра.

Я р о с л а в. Я застал. Там еще собака нюхала.

С в е т л а н а. То, что вывалил турист.

М а й я (не обращая внимания). Музыка какая-то. Не помню, появились уже кассетники или опять гитара. Август, были, по-моему, кассетники, а?

А в г у с т. Чего-то было.

М а й я. Расходились в темноте.

Т и г р а н. Расходились, бабуля, в смысле раскрепощались или по домам?

А в г у с т. Кто как. Но жена Августа вне подозрений. Никакого такого раскрепощения за бабулей не водилось. Грешки в виде кокетства и легкомысленного флирта с Валерой, Виталиком и Виктуаром. Поцелуи, там, и полутоварищеские объятия, возможно, и имели место. Зато сегодня она у меня глава церковной двадцатки. Благоверная моя опять в первых рядах. В вампах никогда замечена не была. Была секретарь, но это не политическая карьера, а душевная активность. Такой у малышки моей и киски общественный и всяческий темперамент. Вот что могу и хочу я сказать к сорокалетию нашего брачного союза. Это мой официальный торжественный тост, и все, кто хочет и может, пусть за нее выпьют.