Читать «Поэт и безумцы» онлайн - страница 6
Гилберт Кийт Честертон
Леди Диана глядела на него настороженно и невесело. Она была умнее прочих и поняла все то, что казалось им чудачеством поэта. Она поняла, с какой иронией посоветовал он спросить хозяина, предваряя моралью страшную басню. Они и впрямь подумали обо всем и обо всех, кроме владельца обреченного кабачка. Она видела, что поэт действительно оказался полезней полисмена. Но она чувствовала, что сам поэт занят еще чем–то, его что–то мучает, что–то тревожит, хотя на вид он так легок и весел. Однако он рисовал смело, даже лихо, когда она обратилась к нему:
— Неужели вам не страшно? — спросила она. — Ведь он вешался здесь, как Иуда.
— Ужасно предательство Иуды, а не его самоубийство, отвечал Гейл. — Я как раз придумал для вывески похожий сюжет. Глядите! В центре — большая голова, — он несколько раз ударил мелом по солнцу, намечая тени. — Лицо он закрыл руками, а за ним занимается заря. Тут, сбоку, — багряные облака, тут — багровый петух. Величайший святой, величайший грешник в ореоле восходящего солнца и петух, призвавший его к покаянию.
Он говорил, рисовал, и ей казалось, что неведомая тень больше не падает на него. Яркое предзакатное солнце залило ослепительным светом и его, и вывеску, выглянув из темнеющих предгрозовых туч. На фоне их зловещей синевы и зловещего багрянца он походил на мастера из легенды, облаченного в золото и расписывающего фресками золотую часовню. Сходство стало еще больше, когда голова и сияние апостола проступили из–под его руки. Леди Диана представляла себя порой в былых веках, о которых, надо признаться, знала не слишком много, и сейчас ей показалось, что она видит воочию священное ремесло средневековья.
К несчастью, между ней и солнцем встала тень, ничуть не напоминающая о средних веках. Практичный Джеймс Харрел в шляпе набекрень вскочил на стол и сел почти у самых стоп художника, болтая ногами и нагло пыхтя сигарой.
— Глаз да глаз! — сказал он, обращаясь к даме. Смотрю, как бы чего не выкинул.
Голос его и поза как–то не вязались со старым священным ремеслом.
Диана Уэстермэйн толково объяснила себе самой, что сердиться не на что; и все же сердилась. Ее разговор с Гейлом не был тайным, но когда в него вмешался третий, она сочла это дерзостью. Она никак не могла понять, зачем рыцарственному художнику таскать за собой такого развязного человека. Кроме того, ей хотелось послушать еще об апостоле Петре или о чем–нибудь другом. Плюхнувшись на стол, делец пробормотал что–то вроде «конечно, мы люди маленькие…». Если бы он вдруг повис на вывеске, трудно ручаться, что леди сняла бы его.
Вдруг над ее ухом раздался наконец вполне нормальный голос:
— Простите, можно с вами поговорить?
Она обернулась и увидела врача. Он держал чемоданчик.
— Перед отъездом, — сказал он, — я должен предупредить вас.