Читать «ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД» онлайн - страница 189

После консолидации власти в Москве, преодоления кризиса двоевластия возможности российских органов проводить осмысленную политику в Чечне расширились. Именно в это время, в конце 1993-го – начале 1994-го, дудаевский режим переживал серьезный кризис. Доходы от реализации нефтепродуктов продолжали падать, нефтеперерабатывающий завод работая менее чем на 20 процентов мощности. Уровень жизни был существенно ниже, чем в других республиках региона. Дудаевский лозунг обеспеченной независимости, основанной на нефтяных доходах, явно терял всякую привлекательность. От Дудаева сбежали ближайшие его сподвижники – Гантемиров и Лабазанов. Он не мог уже навести порядок и установить свой контроль не только в традиционно дистанцировавшемся от него Надтеречном районе, но даже в ранее лояльном к нему Урус-Мартане. Руслан Аушев рассказывал мне, как Дудаев просил его и председателя Верховного Совета Аджарии Абашидзе помочь наладить диалог с Москвой.

Было ясно, что в сложившейся ситуации, если не хочешь кровопролитной войны на Кавказе, надо воспользоваться ослаблением режима для начала диалога, постепенно подготовить базу реального и эффективного включения Чечни в структуры российской государственности. Этот единственно правильный путь не обещал крупных политических дивидендов. Напротив, российские государственные деятели, вставшие на него, немедленно попадали под огонь демагогической критики – как это так, вести переговоры с незаконным режимом Дудаева? На каких правовых основаниях?

И вот в российских органах власти возникает поразительная по своей слепоте иллюзия. Если Дудаев такой слабый, если поддержка его в самой Чечне столь незначительна, зачем вообще вести с ним переговоры? Можно для начала вооружить антидудаевскую оппозицию и помочь ей задушить мятежника. А если с этим не получится, то почему бы не использовать силу напрямую: покажем Дудаеву кулак, и он смирится с поражением. Особенно уместной эта логика казалась на фоне итогов выборов декабря 1993 года, когда необходимо было показать триумфатору Жириновскому с его имперской и провоенной риторикой, что и мы не лыком шиты, тоже умеем бряцать оружием. Все эти рассуждения явно прокладывали дорогу к принятию силового решения по Чечне. Когда я и мои единомышленники из "ДВР" пытались убедить сторонников такого решения в предельной опасности задуманного, слышали в ответ: "Неужели непонятно, что нам сейчас нужна маленькая победоносная война?" Осознание того, что война будет отнюдь не победоносной, а бессмысленной и кровавой, пришло намного позже.

Ноябрь 1994 года. Провал штурма Грозного. Полное поражение оппозиции, поддержанной танками с российскими экипажами. Власти от них открещиваются. Самолеты без опознавательных знаков бомбят Грозный, президент ложится в больницу. Вскоре принимается решение начать военную операцию в Чечне.

До того, как решение это было объявлено, пытаюсь связаться с президентом. Впервые с 1991 года не могу дозвониться. Обычно в таких случаях он мне перезванивал сразу. Потом уже, задним числом, я понял, что Борис Николаевич, догадываясь, о чем я собираюсь с ним говорить, не хотел прямо отказывать. Я знаю, что и Руслан Аушев пытался предотвратить войну, убедить Ельцина сесть за стол переговоров с Дудаевым, самому разобраться во взаимных претензиях. Он был уверен, что такая личная встреча могла бы помочь избежать беды. Борис Николаевич назначил Аушеву аудиенцию, чтобы выслушать все его доводы на этот счет, но на следующее утро после данного обещания в средствах массовой информации появилось заявление о том, что президент России никогда не будет говорить с Джохаром Дудаевым.