Читать «Железный поход. Том пятый. Дарго» онлайн - страница 4

Старик умер в одном из походов, так и не дописав книгу, но его сын завершил начатый труд отца. Он был назван «Блеск сабли имама в некоторых битвах».

Совершая набеги на форпосты и крепости русских, предавая огню и уничтожению казармы и арсеналы ненавистного врага, Шамиль не позволял своим мюридам сжигать найденные книги гяуров. Тем, кто предлагал бросить их в реку, он твердо ответил: «Эти книги не стреляли в нас на нашей земле. Они не жгли наших аулов, не убивали людей. Кто позорит книгу, того опозорит она».

Просматривая трофейные фолианты, которые имелись в его богатой библиотеке, Шамиль сожалел о том, что Кавказ прекрасно знает лишь русский штык и совсем не знает культуры врага. «Если бы русские пришли к нам не с огнем и мечом, а с мудростью и дружбой, с каким кавказским радушием приняли бы их народы гор. Кто знает, возможно, и сама история пошла бы по другому пути…» – не раз задумывался Шамиль.

Но человек предполагает, а Бог располагает. Кавказ уже четвертое десятилетие сотрясала пушечная канонада, прозрачные реки стали бурыми от крови. Горцы говорят: «Когда на равнине война, тогда выстрелы звучат, как удары плети… когда в горах – тогда будто рушатся ледники и сам шайтан швыряет в ущельях утесы!»

…Объезжая с верными нукерами места недавних сражений, вглядываясь в руины выгоревших домов и мечетей; перешагивая через разбитые кувшины, клочья прожженных ковров и прочий разбросанный по развалинам, припорошенный пеплом хлам; видя, как коршуны и шакалы растаскивают и расклевывают на куски окоченевшие трупы людей, Шамиль каменел сердцем. «Лучше загасить искру, чем пытаться тушить пожар», – вспоминались ему слова матери. Но время «искр» было безвозвратно потеряно. Пламя войны, бушевавшее по всему Кавказу, все глубже и гибельнее проникало в самое сердце гор.

Случалось, имам ощущал острую необходимость остаться со своими думами наедине. Тогда он садился на коня и без охраны уезжал высоко в горы.

* * *

Так было и в этот раз. Стоя на ребристом выступе скалы, Шамиль давал успокоиться взволнованному сердцу, чувствуя ноющий гул в уставших ногах. С орлиной высоты взирал он на горы, над которыми, разбросав воздушную гриву, летел ледяной, порывистый ветер. Ныряя в пропасти, он, как ястреб когтями, выхватывал из синих гнезд ущелий туманное угрюмое зарево. Там горели оставленные врагу аулы: Конхидатль и Тлох, там полыхала дорогая его душе Андия.

Пожары, казалось, пытались взлететь навстречу друг другу через завалы камней, курумники, через змеившийся тальвег пересохшего русла реки, и все это начинало браться огнем, неторопливо накаляя застывшие облака багровым цветом.

Шамиль, завернувшись в длиннополую бурку, долго смотрел на пожарища, пытаясь угадать боевые башни, родовые могильники, сакли близких ему людей, гибнущие в огне. Воспоминания и образы с необыкновенной быстротой сменялись в его воображении одно другим. То он видел перед собой своих славных джигитов, мчавшихся с шашками на врага, то припоминал, как выглядели прежде сгоревшие в космах огня нарядные фруктовые сады, в тенистой прохладе которых он любил играть со своими детьми и слушать истории седобородых старцев; то вдруг видел стоявшие на зеленой равнине крепости русских; то нежное лицо своей последней жены Шуайнат, то снова своих дорогих сыновей… Но все эти видения сгорали в пунцовом зареве, а в огнистых отблесках проступало холодное и бледное, как рыбье брюхо, лицо его смертельного врага – Воронцова. Бескровное и безволосое, оно щерилось в лисьей улыбке, а руки графа протягивали ему, как дикому зверю, кровавый кусок мяса, наколотый на длинный трехгранный штык.