Читать «Мама и нейтронная бомба» онлайн - страница 3

3

Но недавно         в итальянском городке Перуджа,в совсем непохожей на избу муниципальной галереея увидел особенного Христа,из которого будто бы вынули кости…Без малейшего намека на плоть или дух,Христос беспомощно,                             вяло свисал,верней, свисала его оболочка, лишенная тела,с плеча усталого ученика,как будто боксерское полотенцеили словно большая тряпичная кукла,из которой кукольник вынул руку…Итальянский профессор,        с глазами несостоявшегося карбонариямне сказал,     что картина, очевидно, четырнадцатого века,но имя художника неизвестно,и все выдающиеся искусствоведыскребут затылки над смыслом картины,но не выскребается ничего.Я стоял пород этой картиной,                                        не прибегаяк помощи собственного затылка,поскольку давно не слишком надеюсьна содержимое головы.Мне кажется,                что содержимое жизни,рассыпанное по событиям,                                     людям(любой из которых                        тоже событие),не умещается в содержимомлюбой головы,                   а не только моей.Думать —        почти безнадежное дело,но если не думать —                         незачем жить.И я думал о смысле этой картины,висевший рядом с окном,                                     похожимна картину,               внутри которой качалисьоблака,          задумавшиеся о земле,так редко думающей о небе.Я подошел поближе к окнуи увидел,            что некоторые из облаковприлегли на красную черепицуи смотрят внимательно на людей,расплющенных тяжестью притяженья.Люди стояли у витрин магазиновкак перед картинами,                              чьё содержаньерасполагало к отсутствию мыслей,за исключением единственной —                                     что-то купить.Люди гуляли и пили кофе,видимость мышления создаваяпри помощи медленного подниманьячашечки белой над белым блюдцем,и многозначительно выпускалиничего не значащий дым сигарет.(Мне когда-то сказал один режиссёр,                                  что плохие актерылюбят курить задумчиво в кадре,потому что задуматься неспособны…)Это был хаос,           притворявшийся полным порядком,ибо отсутствие мысли в порядке                                          есть хаос.Все было похоже на оболочку Христа,из которого выпущен воздух…На деревянной открытой эстрадедуховой оркестр пожарной командыиграл попурри из венских вальсов,и звяканье ложечек в чашках кофебыло как будто бы часть попурри.Содержимое площади тоже былопопурри из людей                        и являлось частичкойвсемирного попурри,                               небрежнокем-то составленного из нас.Перуджийские ловкие антиквары,нахохлённо-хищные, словно грифы,всучивали подагрическим леди(похожим на руины,                          созерцающие руины)монеты эпохи Веспасиана,ещё тепловатые от серийного изготовленья.Цыганёнок в декоративных лохмотьяхагрессивно выклянчивал подаянье,а рядом —            в собственном «вольво»-фургонецыганский вожак пересчитывал деньги,их перехватывая резинкой,как честную дань,                      которую за деньсобрали художественные лохмотьяего бесчисленных сыновей.Суданка в тюрбане,                          напоминавшемпадающую башню в Пизе,прихлебывала из мельхиоровой мискис ярко-зеленым колесиком лимонаводу для омовения рук,но с лицами падших патрициев официантыделали вид,                 что именно такпоступали все римские императрицы.Два мрачных иранца,                         запутавшиеся в спагетти,о чем-то вполголоса совещались,и тень сурового аятоллынад ними покачивалась                             на перуджийском соборе.Свободные от проблем всего мира,за исключением сексуальных,несколько местных парней —                                      кандидатыв провинциальные казановы —зазывно поигрывали ключамиот машин,            где сиденья пахнут грехом,и комментировали друг другувходящие в поле зрения ногии то, из чего эти ноги растут.Были гораздо сочнее в своих выраженьях,чем политические обозреватели,обозреватели ног,                      а точнее —«интернационалисты» хорошеньких ног.Ноги были действительно интернациональны:итальянские —               с жесткими кактусными волосками,неумолимо пробившимися сквозь порезыпосле неумелого обращения с бритвой;скандинавские —                        с голубоватыми жилками,в которых пульсирует голубая вода из фиордов;немецкие —             сосисочно-мягкие,                                      в рыжих веснушках,словно обрызганные гамбургской горчицей;французские —               даже в любых чулкахвыглядящие                 как голые;английские —                 с тонкой игрой сухожилий,природой созданные для стремян;американские —                   шершавые, прочные и прямые,словно столбы баскетбольных щитов;латиноамериканские —       схваченные серебряными цепочками у                                                   щиколоток,будто бы крошечными кандалами,чтобы ноги куда-нибудь не убежали от хозяек;испанские —             в испуганных черных родинках,                          религиозно бледные перед тем,что с ними может случиться через минуту;африканские —               выточенные из эбенового дерева,с розовыми лепестками застенчивых пяток;японские —       сохраняющие изогнутую форму с детства,когда они обнимали спины своих матерей…Среди этой выставки ног                     только трое китайских студентов,как бы не обращая вниманьяна капиталистические ноги,вцепившись друг в друга,                           прогуливались неприступно,слегка испуганно,                        но сплоченно,как несгибаемые борцы.Площадь была похожа на эту поэму,или поэма              стала похожей на площадь?Все вместе не складывалось,                                  не рифмовалось,не находило общего ритма.Всё разваливалось.                         Не было клеясоединительного…                          И вдруг…И вдруг на площади появилисьдва худеньких, быстрых и чётких подростка,один из которых за липкую дужкунёс покачивающееся ведеркос маленьким озером клея,                                   откудаторчала малярная кисть, как весло.Подростки были в форменных комбинезонахконфетной фабрики «Перуджина»,и шоколадные жирные пятнаклеймами въелись в их рукава,но было у этих рабочих подростковчто-то такое несладкое в лицах,как будто мерцали у них под бровямизабытые мопровские значки.Кисть выпрыгнула из ведра и сталачастью руки одного из подростков.Второй подросток,                      взглянув с усмешкойна этот оркестр, на сидящих под тентомглотателей музыки вместе с кофе,один за другим стал клеить плакатына шатком заборе                        и на соборе,от края эстрады до мостовой,и, перечеркнутая крест-накрест,возникла нейтронная чёрная бомбапод пританцовывающими каблукамипожарников,                не замечавших пожара,который к эстраде уже подползал.И закричали сквозь венские вальсы,как на пиру Валтасара, буквы:«Остановите нейтронную бомбу                                 и прочие бомбы!»И два подростка в толпе исчезли,используя эту простую возможностьисчезнуть в толпе,пока не исчезла толпа.И один казанова провинциальный,рванувшись за тоненькой таиландкой,вляпался джинсовым мокасиномс белой веревочной подошвойв лужицу клея и дергал ногою,не в силах ее отодрать от земли.Вот это был клей!                   Как он склеил кусочкии площади этой, и этой эпохи,казалось, расколотой навсегда,и меня самого, расколотого эпохой.И я      сквозь приторный запах фабрик,делающих шоколад и бомбы,сквозь попурри всех запахов смертипочувствовал запах той старой кожанки,как будто бы два итальянских подростка,морщины разглаживая на плакатах,морщины разгладили и на ней.А в галерее муниципальнойдремал,         переваривая «минестрони»,смотритель музея,                         давно привыкшийк обществу сотен Иисусов Христов,но тот Христос —                    бескостный, бестелый —вздрогнул и стал наполняться жизнью,а если не жизнью —                        надеждой на жизнь.Если эти подростки не ходят в церковь,то Христос им простил.                              Он давно уже понял:христианней святош с крестом и напалмомте, кто хочет спасти от войны христиан.А может быть,                  это крест-накрест над бомбойпроизошло от креста, на которомбыл распят сын плотника из Галилеи,чей взгляд словно заповедь: «Не убий!»?