Читать «Приметы весны» онлайн - страница 33

Александр Яковлевич Винник

— Старая, — сказал Коваль, стараясь не глядеть на Шурочку.

— Как старая? Неправда, она очень красивая. Сколько ей лет?

— Около пятидесяти.

— Но она кажется совсем молодой. Правда, Миша? Скажи правду: она тебе очень понравилась?

— Красивая, — признался Коваль. — Только ты лучше… У них все красивое. Куда там! Не такое, как у нас… А у нас все-таки лучше.

Он обвел взглядом комнату. Фанерный шифоньер, маленький стол, под которым с трудом умещались его ноги, трельяж, кровать… И все-таки здесь было лучше. Среди этих вещей чувствовал себя хорошо, по-домашнему. Тут ты был хозяином. А там… там вещи были старинные, они пережили не одно поколение, и среди них ты как чужой, точно слишком поздно родился.

И Шурочка, близкая, понятная, с которой спокойно и не страшно, что споткнешься.

Оттого, что Коваль почувствовал себя так хорошо возле Шурочки, он ей обо всем рассказал. О мебели в Гусевской квартире, о том, что подавали к столу, о Вере Павловне, умеющей создать такую приятную обстановку за обедом, о цыганах и о разговорах Гусева.

— Ты уверен, что он не прав? — спросила Шурочка.

— Уверен. Он хоть и знающий человек, но отстал. И еще боится. А нам это сейчас не подходит. Никак не подходит. И надо было мне ему сказать. А я смалодушничал. Мямлил что-то… Вроде я и нашим и вашим.

Шурочка встревоженно глядела на Коваля.

— А что же еще говорить? — вдруг сказала она. — Ты же не сказал ему, что согласен с ним. Нет?

— Нет.

— Ну и всё. А теперь не говорить надо, а действовать. Все только и говорят о Гнатюке. Даже у нас на читательской конференции разговор об этом был. Старик Клименко выступал. Так он говорил, говорил о книжке, а потом пошел о цехе, о рекорде Гнатюка… Очень хвалил его.

Шурочка обняла Коваля.

— Ты такой большой и сильный у меня, — сказала она ласково. — Раз ты чувствуешь, что прав, делай по-своему…

Глава десятая

В клубе было совсем тихо, в фойе и коридорах не было ни одного человека. Михо уже собирался уйти, когда увидел Катю Радько, шедшую по коридору.

— Идите сюда, Михо, — позвала она. — У нас здесь собрание. Постойте, я сейчас скажу Марийке.

У раскрытых дверей зала толпился народ. Там было полно. На освещенной сцене, за большим столом, покрытым красной материей, сидело человек двадцать. Один стоял на трибуне, лысый, толстый, и размахивал короткими руками. Он ругал Гнатюка, говорил, что Гнатюк неправильно работает. Получалось, что Гнатюк чересчур старается, делает много труб, и Михо не понял, почему это плохо. И люди в зале тоже были недовольны, они начали кричать и не давали лысому человеку говорить.

Тогда тот, что сидел посредине, — высокий, плечистый, с седыми волосами (видно, самый главный), — встал и позвонил колокольчиком. Стало тихо. И лысый человек опять заговорил. Михо понял, что лысый человек боится, как бы Гнатюк не поломал какую-то машину. Но в зале опять зашумели. Главный позвонил в колокольчик, но люди все равно шумели. Тогда лысый человек махнул рукой и пошел вниз. Михо видел, как он сел на свободное место в первом ряду, рядом с какой-то женщиной. Михо показалось, что это та самая женщина, которая дала ему на базаре три рубля, а кастрюлю не взяла.