Читать «В белую ночь у костра» онлайн - страница 23

— Понял, — сказал я тихо.

— А ты повторяешь чужие слова, как попугай! Ты, конечно, не шовинист, а просто попугай!

— Я не попугай! — сказал я.

— Нет, попугай, потому что говоришь не думая! Почему ты называешь другие языки чепуховыми? Ты их что, сравнивал?

— Не сравнивал, — прошептал я.

— Надо сравнивать, прежде чем говорить!

— А ты сравнивал?

— Сравнивал! Могу тебе кое-что пояснить хотя бы на примере узбекского языка. Когда я попал в Узбекистан, я там столкнулся с узбекским…

— Ты что, на него налетел? — попытался я сострить.

— Именно налетел! — крикнул дядя. — Я налетел на него так, что долго не мог опомниться! Просто удивительно, что это за богатый язык! Ответь-ка мне, что значит по-русски «дядя»? — спросил дядя, хитро прищурившись.

— Дядя? — переспросил я. — Дядя — это ты!

— Попал в небо! — рассмеялся дядя. — Конечно, я дядя, но вопрос: для кого я дядя? Для твоей форели? Отвечай!

— Ты дядя для меня…

— Вот именно! А для форели я не дядя! И ни для кого я больше не дядя! Для всех других я — Пётр Иванович Феденко! Понял?

— Понял.

— Теперь отвечай: что такое дядя?

— Дядя — это… это брат матери.

— Прекрасно! А если бы у твоего отца был брат, как бы ты называл его?

— Тоже дядя!

— Так узнай же, — сказал дядя, торжественно подняв кверху палец, — узнай, что в узбекском языке на этот случай есть два слова, а не одно!

— Как — два слова?

— Очень просто. Брат матери по-узбекски зовётся «тога», а брат отца уже не «тога», а «амаки». Один — ноль в мою пользу! Признаёшь своё поражение? — Дядя смотрел на меня свысока и улыбался. — Признаёшь?

— Признаю, — сказал я тихо.

— Теперь скажи-ка мне: что такое шурин?

— Принадлежащий Шуре? — спросил я, подумав.

— Сам ты принадлежащий Шуре! — крикнул дядя. — Шурин — тоже слово, объясняющее родственные отношения. Шурин — это родной брат жены. Вот будет у тебя жена, а у неё будет брат, и этот брат будет тебе шурин.

— Не будет у меня никакого шурина! И жены не будет! Я никогда не женюсь, — сказал я сердито, а сам почему-то подумал о Вале и покраснел как рак. Сам я себя, конечно, не видел, но чувствовал, что покраснел как рак.

— Женишься! — рассмеялся дядя. — Как пить дать! И будет у тебя свой собственный шурин. Конечно, если у жены будет брат.

Я опять хотел отшутиться, чтобы дядя не заметил, что мне неудобно, и поэтому сказал возможно небрежнее:

— А если жену звать Акулина? То её брат будет «акулинин»?

— Как бы её ни звали, — улыбнулся дядя, — хотя бы Валей! (Тут я опять покраснел.) Как бы твою жену ни звали, её брат тебе всегда будет шурин. Но допустим, что у твоей жены не один брат, а два — младший и старший: как бы ты назвал старшего?

— Шурин, — сказал я мрачно.

— А младшего?

— Тоже шурин, — сказал я. — Что ты ко мне пристал со своими шуринами!

«И слова-то какие противные, — подумал я, — «жена», «шурин»! Бывают же такие слова!»