Читать «В двух шагах от солнца» онлайн - страница 53

Алексей Анатольевич Притуляк

    Ах ты дрянь, дрянь, ты таки нажала на кнопку!

— Сашенька…

    Их трое, в белом. Один — Парфёнов, бывший борец. Вся жизнь борьба, а, Парфёнов?

    Двух других не знаю. Но тоже сильны. Сноровисты. Пеленают быстро. Сноровисты, сноровисты — пеленают быстро–быстро… Парфёнов, вынь сосульку, а? Не могу больше!

    Один из двух других обнимает тебя за плечи — слишком вольно, слишком трогательно — достаточно близко для того, чтобы быть убитым сегодня же ночью! Нельзя безнаказанно обнимать моё жамевю!

    Ты покорно выходишь рядом с ним из палаты в коридор. А я остаюсь.

    И, вдавленный в пол, в этот ненавистный линолеум, в цвет опавших листьев, я кричу тебе вслед.

    Не мигают! Слезятся от ветра! Безнадежные! Карие вишни! Возвращаться — плохая примета! Ты меня никогда!..

Моё деревянное сердце

"Что ж ты не бьешься, мое деревянное сердце?.."

Бенджамен Хаксворт

Аллея уходит в дрожащий туман.

Нет, это не тот туман — густой, молочно–белый, тяжелый; это не дымка — легкая, полупрозрачная, тонкая. Это — дрожащая субстанция, совершенно особенная, холодная, липкая и обволакивающая. Со странным запахом прошлогодней осени. Прошлых надежд. Недавних радостей. Сегодняшней смерти…

Нет–нет, не надо о смерти!

Я еще не умер!..

Ведь я еще не умер?..

Я лежу на влажном от тумана холодном асфальте. Возле черной трещины, рассекающий дорожку, по которой давно уже никто не ходил. Я вижу эту трещину очень отчетливо, потому что она — вот, совсем рядом с моим лицом. Она — как черта, отделяющая мое "сейчас" от "вчера". Граница, пролегшая между верой и безысходностью. Бездна, разделяющая жизнь и смерть.

Нет, нет, не надо о смерти!

Ведь я еще не…

А из трещины пробивается чахлый, но веселый сиреневый цветок… Или он не знает, что уже наступила осень?

Мне холодно…

Мама, мне холодно!

***

Это сон.

Я знаю, это — сон.

Я всегда знала, что это — сон.

Это навязчивый сон, в котором я иду по аллее, по той самой аллее из моего детства, утопающей в белесом мареве, как в бездне.

Я не могу дойти до ее конца.

Мне страшно дойти до ее конца.

Я должна дойти до ее конца…

У нее нет конца…

Это ужасно…

Я иду по дорожке, испещренной трещинами, как шрамами или морщинами, совершенно одна, в оглушающей тишине, в тумане… Я плыву вдоль этой аллеи как холодная немая рыба. Я не знаю, куда. Но я знаю, что эта аллея нигде не заканчивается.

Аллея, которая нигде не заканчивается…

Но нет, это ложь. Я знаю, что она закончится. И это — самое ужасное.

Самое ужасное, что она закончится.

Самое ужасное, что я это знаю.

Самое ужасное будет там, где она закончится.

Все остальное — мой сон…

***

— Что там с предлежанием?

— Да нормально лежит. Только, может, покесарим дамочку? Схваток нет совсем.

— Да не. Сейчас инфузию сделаем, выстрелит так, что младенец до Бухареста долетит, не поймаете.

— Что‑то не нравится она мне…

— Мне тоже. Морда у нее не очень.

— Да я не о том. С давлением у нее что‑то… И на сердце посмотри…

— Ничего. У меня и не такие доходяги рожали. Нормально все будет. Сестра, готовьте окситацин.