Читать «О литературе» онлайн - страница 3

Максим Горький

«Мультанское жертвоприношение» вотяков – процесс не менее позорный, чем «дело Бейлиса», – принял бы ещё более мрачный характер, если б В. Г. Короленко не вмешался в этот процесс и не заставил прессу обратить внимание на идиотское мракобесие самодержавной власти. Сдача еврейских ребятишек в «кантонисты», в солдатские школы, тоже была жертвоприношением детей на алтарь самодержавного идиотизма, но это почти не возбудило протеста со стороны литературы и не отразилось в ней.

Старый читатель, я с радостью отмечаю в молодых литераторах уменье проникать глубоко в быт и психику тех людей, которых «государственный гений» Романовых вычёркивал из жизни. Марксистская наша молодёжь действительно умеет встать рядом с узбеком и киргизом, с чеченцем и самоедом, встать с каждым, как равный с таким же равным. Это – факт, культурное значение которого нельзя преувеличить: суть факта в том, что литература объединяет все племена Союза Советов не только силой своей революционной идеологии, но и своим активным товарищеским стремлением понять человека «изнутри», изучить и осветить его древний быт, вековые навыки его. Иными словами, молодая литература наша энергично служит делу объединения всего трудового народа в единую культурно-революционную силу. Это – задача совершенно новая, важность её не требует доказательств, и само собою разумеется, что старая литература перед собой такую задачу не ставила, не могла поставить.

Умники могут сказать, что старая литература «объединяет весь культурный мир», и сошлются на влияние Достоевского, всё более растущее в Европе. Я предпочёл бы, чтоб «культурный мир» объединялся не Достоевским, а Пушкиным, ибо колоссальный и универсальный талант Пушкина – талант психически здоровый и оздоровляющий. Но не возражаю и против влияния ядовитого таланта Достоевского, будучи уверен, что он действует разрушительно на «душевное равновесие» европейского мещанина.

Указывают, что «советская литература не создала крупных произведений». Совершенно бессмысленно требовать от молодых советских писателей, чтобы они немедленно создавали монументальные произведения, равные, скажем, «Войне и миру». Но некоторые умники требуют именно таких подвигов. Иногда думается, что под этим требованием скрыто провокационное желание заставить молодёжь разрабатывать темы, пока ещё непосильные для неё, а когда тот или иной автор изуродует, скомпрометирует сложную тему, злорадно высмеять и его и, кстати, всю советскую литературу. Надобно помнить, что о французской революции конца XVIII века начали писать в половине XIX, после того как не только погас её огонь, но и угли покрылись холодным пеплом мещанского благополучия.