Читать «Благородная девушка» онлайн - страница 2
Аркадий Аверченко
— Понимаешь, — рассказывал он. — Все началось из-за того, что в театре она на кого-то посмотрела, а я приревновал… Вернулись к ней домой, я наговорил ей разных слов и, в конце концов, сказал, что она меня совершенно не любит. Она заплакала, потом спросила: «Значит, выходит, если я тебя не люблю, то встречаюсь с тобой только из-за материальных интересов?! Так смотри же!» Вскочила, вынула из шкатулки мой злополучный вексель, нарвала на клочки и бросила к моим ногам.
Я ахнул:
— Вот это женщина! Прямо-таки Настасья Филипповна из ж ты думаешь теперь делать?
— Написал уже другой. Так или иначе — всучу ей.
— Вот тебе и Константинополь… — покачал я головой. — Встречусь с ней — в ножки поклонюсь.
Мы оба сияли, как солнце. Два солнца в одной комнате — это была редкая астрономическая комбинация.
— Помирились! — радостно крикнул мне с извозчика Фолиантов. Уговорил принять новый. Ну, характер же! Порох.
На Пере, когда один человек едет на извозчике, а другой плетется по мостовой, — трудно разговаривать. Потому я не добился подробностей.
На другой день произошли новые события.
— Это огонь, а не женщина, — кричал мне с порога Фолиантов. — Теперь уже не я ее, а она меня приревновала!..
— Ну, и…
— И порвала в клочья второй вексель!
— Третий дай! — кричал я в экстазе.
С тех пор события приняли более или менее ритмичный характер…
При малейшем поводе эта странная бескорыстная девушка выхватывала из шкатулки пошлейший документ моего друга и тут же в бешенстве ревности или незаслуженной обиды — разрывала его в мелкие клочья.
Друг прибегал ко мне, мы оба долго сидели, растроганные, а потом, как два упорных осла, решали, что это девушке не поможет: она все равно получит новый вексель…
Я помню точно: эта борьба великодуший случалась ровно шесть раз. Шесть векселей было подписано, шесть было выхвачено из шкатулки, шесть, в безумном порыве, было разорвано на глазах друга, шесть раз мы, растроганные, тихо плакали на груди друг у друга…
А сегодня мой друг Фолиантов явился таким расстроенным, каким я его никогда не видел.
— Шестой изорвала? — догадался я.
Он сидел молча, яростно покусывая головку трости.
— Что ж ты молчишь?.. Как поживает наш цветочек, наше ясное солнышко?..
— Чтоб оно лопнуло, это твое солнышко! — заревел мой друг, стуча тростью по дивану, как по злейшему врагу. — Если бы эту кобылу повесили я с удовольствием дал бы намыленную веревку!..
— Послушай, Фолиантов… Есть такие границы, которые…
— Нет! Нет никаких границ — понимаешь ты это?! За что я теперь должен платить три тысячи лир или садиться в тюрьму?! А?
— Опомнись, какие три тысячи?!
— Да по векселям, которые я, по твоему же совету, на коленках преподносил этой жадной константинопольской собаке!
— Постой, постой… Об остальном я пока не спрашиваю… Но у нее же был только один твой вексель?..
— Черта с два! Все шесть — целехоньки.
— Да ведь она же их рвала?
— Поддельные рвала! Этот ее альфонс и подделывал под мой почерк.
— Светлая личность?! Ее брат?!