Читать «Фашист пролетел» онлайн - страница 18

Подходят любопытные. В халатиках и бигуди. Которым Александр со стула сообщает: "Ногами меня били!"

"Заткнись! Никто его не бил".

"Чего он натворил-то?"

"Об лед бросали! На кирпичи!"

Сидящий на столе себя сдерживает, другой, склонившись, обдает перегаром: "Заткни ебало, а то живым не довезем..."

"Они пьяные!"

Слезая со стола, мусор теряет равновесие.

"Ишь! На ногах не стоит..."

"И вправду, пьяный..."

"Кого вы слушаете? Шпану, фулиганье? Знаете, что в лесопарке они над женщиной беременной проделали?"

Работницы смолкают.

С улицы открывается дверь. Мусора срываются навстречу.

Все. Пиши пропало. Андерс-старший прожил двадцать девять, а я до тринадцати не дотянул.

Застекленный тамбур наполняют клубы мороза. Мусора вдруг начинают пятиться.

В фойе возникают близнецы, девонки, зажатые и нет, бледная мама, Гусаров с гранитными скулами, а за ними разгневанный сосед из квартиры прямо над ними - в пижамных штанах и милицейской шинели с капитанскими погонами:

"Вы что, мать вашу?!!"

"Давай поднимайся! В школу опоздаешь!"

"Может, мне сегодня не пойти?"

"Как это не пойти?"

"Как-то мне..."

"Снова живот? Кефиру выпей".

Один вид бутылки, выставленной на холодильник, вызывает дурноту. Он уходит и ложится снова - вниз лицом. Эта сосущая тоска под ложечкой возникла, когда его отправили с Гусаровым на отдых в секретный гарнизон. На природе, разъезженной танками и тягачами ракетной артиллерии. С тоской он засыпал в дыму преферансистов и просыпался с видом на плац и строй солдат. С началом шестого класса тоска превратилась в ноющую боль. Однажды достало так, что, сбросив рюкзак и скорчившись, он стал кататься по палым сосновым иглам, по земле, изрытой войной. Далеко от дома. Заблудившись в осеннем лесу, куда, опоздав на электричку, он приехал один, чтобы догнать группу пионеров, отправленную "по местам боевой славы отцов" и неведомо куда пропавшую...

"Прошло?"

"Не-а".

"Сейчас пройдет".

Возвращается со стаканом, в котором что-то бурно шипит.

"Что это?"

"Пей. Мать отравы не даст".

Он выпивает и слышит вопль. Свой собственный.

В футболке и трусах вбегает отчим:

"Что происходит?"

"Карлсбадской соли ему дала, а он... Давай вызывать "скорую"".

"Как вызывать-то?"

"По телефону - как".

"А где он?"

"На углу, где кино. Сынок? Ты глазки не закрывай!"

На войне, говорит отчим, раны в живот были самые опасные. Почти никто не выживал.

Он сам задирает майку, когда рядом садится врач. Но сдержаться при нажатии не может. Кричит.

"Надо на стол. Немедленно".

Врач уходит за носилками, но, усилием воли зажимая рану внутри, Александр поднимается самостоятельно. Гусаров и мама поддерживают под руки героя Великой Отечественной войны - войны с подрастающим поколением Страны Советов.

Листва с каймой желтизны. Свет октябрьского солнца выглядит прощальным. Он делает шаги по сухому асфальту, влезает сзади в машину и укладывается на брезент. Отчим остается, ему на работу. Рядом садится мама. Дверь хлопает. Сверху полоска стекла незакрашена, он устремляет взгляд наружу. Он знает, что шансы возрастут, если, выехав на улицу, "скорая" свернет направо - к спасительному Центру.