Читать «С тобой все ясно (дневник Эдика Градова)» онлайн - страница 67

Владимир Петрович Васильев

Сдавали домашние сочинения. Трех недосчитались.

А перед тем было сказано: кто не сдаст, получит двойку.

Среди трех - Анюта.

- Есть у вас уважительные причины? - спрашивает всех Е. Е. - Что ж, как это ни грустно...

Но никто и не думал грустить, кроме Е. Е. Мы-то знаем, что такое липа. Учителя в подобных случаях двоек в журнал не ставят, тем более отличникам. А если и ставят, то "1", чтобы попугать человека, а потом переправить на "4".

Держал пари с Романом, что и на этот раз двойки в журнале не окажется. И проиграл.

Я слышал, как на перемене, в коридоре, отозвав Е. Е. к окну, Ангелина Ивановна что-то возмущенно говорила, размахивая классным журналом. Уловил одну фразу: "Девочка идет на медаль, а вы..."

А вы, Евгений Евгеньевич? Неужели вы не переживаете? По вашему невозмутимому виду понять что-нибудь невозможно. Добрый вы или жестокий? Человек принципа или буквоед?

Бедная Анюта. Она поникла и пожухла, как цветок после пыльной бури. Так непривычно не слышать ее тихого голоса. А не подойдешь. После того "дурака" мы в ссоре.

Двойка всегда напоминала мне змею, напряженно изогнувшуюся перед броском. И вот она кинулась, ужалила. Хоть бы уж меня, что ли. Я-то всякие оценки коллекционирую.

И этот хорош! Раз - и сразу в журнал. Все-таки это Анюта. Она не такая.

Боря, Боря уже целовался! Кто этому поверит? Андрей - ладно, хотя и тот врет. Но Боря?!

Отстаю в развитии.

Минус подошел на улице. Жалкий, пришибленный.

В своей старой куртке. Просит, чтоб я его простил.

- С тобой все ясно, - говорю. - Медицинская практика не знает ни одного случая излечения от слабоумия. Говорю тебе как сын врача.

- Прости, - просит. - Давай забудем.

- Я бы тебя, гада, убил, - честно сказал я.

- Маму жалко. У нее гипертония...

Как же это получилось, что все мы начинали с КЮРа, были в одной "Группе АБЭР", а теперь...

Минус сам виноват!

Минус сам виноват...

Минус сам виноват?

Сегодня, после долгого перерыва, - "литературный четверг". Мы возвращались из школы вместе, и он сказал:

- Знаешь, чего тебе надобно, старче? Решить для себя - будешь ли ты учителем или вожатство не ступенька к профессии, а, как для многих, просто комсомольское поручение. Важное, захватывающее, но временное.

- Я давно решил: не хочу быть учителем.

- А школа хочет. А дети хотят. Кто же прав?

- Что же, я не могу сам распоряжаться своей судьбой?

- А если учительство и есть твоя судьба? Ты вот твердишь: "Что за дети пошли! Мы такими не были".

Понимаю, понимаю, шутишь. "Лишенных юмора - в дома для юморолишенных", как говорилось на вашем последнем сборе. Но в каждой шутке... Здесь же нет и доли правды. Дети пошли такие же, как вы несколько лет назад. Разве чуть-чуть, самую малость лучше. Кто же превратит это "малость лучше" в "гораздо лучше"?

- Да вы шутник, Евгений Евгеньевич!

- А ты нахал. Каким тоном с учителем разговариваешь! - Мы посмеялись. Я же вижу, как ты переменился за полгода. Разве не ты писал: "Вечный огонь - тот, что в нас горит". Я вижу в тебе педагогическую искорку. И дую на нее. Погаснет - значит, я ошибся. Разгорится - мне же теплее будет. Полюби эту идею - посвятить жизнь детям.