Читать «О «Е» в Дельфах» онлайн
Плутарх
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
1
Мне встретились недавно, дорогой Серапион,[1] какие-то стихи, весьма недурные, с которыми, как думает Дикеарх,[2] Еврипид обратился к царю Архелаю:[3]
Я, бедняк, не желаю делать подарки богачу:
Не сочти меня безумным или что мной руководит какой-нибудь расчет.
И в самом деле, человек, дающий мало из своего скудного состояния людям богатым, нисколько им не угождает, наоборот, ему не верят, что он дарит просто так, и, мало того, он еще получает репутацию подлого и низкого человека.
Но посмотри, насколько денежные подарки уступают по благородству и красоте дарам разума и мудрости: приятно и дарить их, и просить взамен от получивших подобных же даров. Поэтому я посылаю тебе, а через тебя и нашим друзьям[4] свои первые плоды — некоторые из пифийских речей в надежде, признаюсь, получить от вас подобные же подарки в большем количестве и более хорошие, поскольку вы располагаете возможностями многолюдного города и имеете свободное время для чтения многих книг и для разнообразных бесед.[5]
Итак, мне представляется, что дорогой нам Аполлон излечивает и разрешает трудности, касающиеся жизненных обстоятельств, посредством прорицаний, которые он дает людям, вопрошающим оракул; но трудности, разрешаемые только посредством размышления, он как будто бы сам посылает философу, возбуждая у него аппетит, зовущий того к поиску истины. Это ясно из многих примеров, и в том числе из посвященной ему буквы «Е». Ведь совершенно очевидно, что эта буква — не случайно и не по какому-то жребию — единственная из букв занимает почетное место рядом с богом и как священное пожертвование служит предметом религиозного созерцания. Нет, первые мудрецы, размышлявшие о боге, поместили ее на столь почетное место потому, что или заметили в ней какой-то особый и замечательный смысл, или сами пользовались ею как символом чего-то достойного внимания.
Уже неоднократно раньше я старался незаметно уклониться от этого вопроса, предлагавшегося в нашей ученой беседе, и обойти его; но недавно я был буквально осажден своими сыновьями, поддерживающими просьбу каких-то иностранцев, которые уже собрались покинуть Дельфы, и было бы неприлично пренебречь их уговорами и отказать тем, кто непременно хотел об этом узнать.
И вот, усадив их вдоль храма, я сам начал что-то говорить, о чем-то у них спрашивать, и само место и наши разговоры вызвали у меня воспоминания о том, что когда-то, еще во время пребывания здесь Нерона, мы услышали от Аммония[6] и некоторых других лиц, беседовавших на этом же месте и натолкнувшихся на ту же затруднительную проблему.
2
Относительно того, что бог не в меньшей степени является философом, чем прорицателем, всем показались правильными объяснения Аммония; он раскрыл значение каждого имени бога: «Пифиец» — бог для начинающих учиться и исследовать, «Делиец» и «Фанес» — для тех, перед кем уже частично раскрывается истина, «Исмений» — для обладающих знанием и «Лесхинорий» — для людей, которые уже набрались опыта и извлекают пользу из споров и философских бесед друг с другом.[7] «Так как начало философии, — сказал он, — это поиск истины, а начало поиска — удивление и затруднение, то естественно, что многое, касающееся божественных дел, кажется сплошными загадками и настоятельно требует вопроса "почему?" и исследования причины. Например, о вечном огне: почему сжигают в этом месте только еловые дрова и пользуются для воскурений только лавром? Почему воздвигают две статуи Мойр,[8] хотя повсюду считают, что Мойр три. Почему ни одной женщине нельзя обратиться к оракулу[9] и в чем смысл треножника? И сколько еще других подобных вопросов, предлагаемых в качестве приманки, привлекают людей, не совсем уже неразумных и бездушных, и зовут их наблюдать, слушать и рассуждать на эти темы. Посмотри-ка на изречения: "Познай самого себя" и "Ничего чрез меру"[10] — сколько исследований они возбудили у философов, какое множество бесед возникло из каждого изречения, как из семени. Я думаю, что не менее плодотворным будет и нынешнее наше исследование».
