Читать «Сергей Верёвкин» онлайн - страница 75

...После ужасов самого плена, когда ты голыми трясущимися руками, сдирая давно не стриженные, обкусанные ногти на пальцах, выкапываешь себе на поле, куда согнали всех взятых в плен, норку. Чтобы хоть как- то укрыться от все более и более, с каждым днем и каждой ночью подступающих холодов — предвестников лютой, страшной зимы и идущей вместе с ней смерти твоей неминуемой. Выкапываешь ее где-нибудь на картофельном поле, куда загнали огромные, голодные массы людей в грязных, тоненьких, драных, негреющих шинелишках «на рыбьем меху». Когда «ходишь» тут же, чуть ли не «под себя», потому что даже и эту жалкую мелкую и одновременно такую драгоценную норку, дающую призрачную тень тепла и крыши, нельзя оставить без присмотра. Потому и живешь, нет, не живешь — существуешь здесь, среди застоялой вони собственных и чужих испражнений.

Потихоньку, но неотвратимо превращаясь каждый день все больше и больше в тупое бесчувственное животное, реагирующее лишь на пищевой рефлекс. С каждым днем все более тупеющее от голода и от постоянного ужаса постоянного ожидания смерти, которыми постоянно пропитано все твое такое беззащитное естество. Когда тебе кидают на землю, в эти самые испражнения, куски хлеба и еще какой-то пищи, наверное, дурной и дурно пахнущей. И ты берешь, нет, не берешь — хватаешь, хапаешь это все — вонючее, дурное, дурно пахнущее, своими грязными руками, которыми копал норку. Не замечая ни вони, ни дурноты, ни грязи. И — жрешь. Не ешь, а именно жрешь. А потом выгребаешь из-под тоненькой; негреющей почти, рваной и замызганной, но все равно такой родной шинелишки вшей. Огромное количество огромных жирных бело- серых ленивых и наглых вшей. И одновременно молишь бога, чтобы эти ненавистные, остро кусающие и пьющие твою кровь вши вдруг не побежали бы с тебя вон. Потому что, если такое происходит, это значит — тебе конец. Скорый, неизбежный и ужасный. Вши — они первыми чутко, за несколько часов, чуть ли не за сутки, чувствуют приближение смерти своего хозяина, своей жертвы, своей «овцы». Твоей смерти. И спасаются, и бегут толпами со своего обреченного на скорую теперь уже и неминуемую смерть хозяина, со своей жертвы, со своей пищи — с тебя.

Для того чтобы забыть все это, загнать все это в глубины, в закоулки своей души, также нужны были и время, и огромные усилия, которые необходимо было совершить над собой.

...А уж потом, придя в себя, кое-как наконец-то придя в себя, этим командирам можно было чего-то требовать от своих подчиненных.

И не всегда так бывало. И тогда командир «плыл по воле волн», подстраивался под своих подчиненных. Какой тогда дисциплины он мог от них требовать? Масса, «толпа» заглатывала его, и он становился частичкой этой «толпы». Не «перековывал» ее под себя, а сам подлаживался под нее. А в «толпе» всегда доминируют именно отрицательные человеческие качества. Именно эти черты неизменно одерживают в любой толпе верх и становятся ее «лэйблом».