Читать «В поисках синекуры» онлайн - страница 56

— Верные слова!

— Двойная польза будет: рыбий белок ценнее, легче усваивается, и агрессивности в человечестве сразу поубавится. Так и заявляет: «Стыдно поедать братьев меньших!»

— А рыбка — не родственница?

— Очень отдаленная.

— Японский бог! — Федя рассмеялся, ударил кулаком по столу, из досок посыпалась труха. — И правда: кушаем друг дружку, потому и злые! Защока всех колбасой угостит — сам не ест. Изучает нас, как братьев меньших.

— Все сложнее, Федя. Ему по старости мясо ни к чему. Другим же пока нечем его заменить.

— Не съешь меньшого — не потянешь для большого, так?

Посмеялись и притихли, слушая, как за Жиздрой, в густом ольховнике пробует голос соловей. Щелкнет — пошипит, покурлычет, будто прополаскивая горло настывшим, завлажневшим воздухом. Наконец вывел короткую, удивительно звонкую, чистую трель и надолго замолк, точно испугавшись слишком уж звучного запева. Ему отозвался такой же трелью соловей за излучиной реки. И тогда этот, ближний, словно бы получив полное право на песню, на яростное соревнование, залился таким перебором в несколько разнозвучных колен, что уничтожились все иные звуки на земле: канули в болото лягушки, подавились тявканьем собаки во дворе Борискина, потерялся среди полей запоздалый стрекоток трактора. Светлая, до синих звезд трель — черная, глухая, жутковатая тишина. И снова... резче запахло вспаханной почвой, горькой зеленью трав, листвы, шире, родимее ощутилось непостижимое российское пространство.

— Колдует, — сказал Федя. — Я его знаю, каждый год в том ольховнике. Большой умелец, задурить может — до света не уснешь. И лечит тоже. Я вот когда ездил по Северу и Сибири, к любой птице прислушивался: не соловей ли? У каждой земли — свой голос. А вам, Евсей Иванович, и подавно — только чайки пели.

— Вы на море служили, Федя, я — работал. Вы не успели привязаться к соленой воде. Служба — она всегда как бы над морем, поверху, чуть издали; работа — в самом море. И не всякий, испив горькой водицы до слез горьких, может легко вернуться к сухопутной жизни. Спросите: где труднее? Долго об этом думал, теперь точно знаю: на земле. Вот на этой, другой. Пахать, сеять, выкармливать скот — это не фарта искать. Там — риск, да. Тут — труд и терпение. Там ушел в море — и оденут, прокормят тебя, даже о душе твоей позаботятся, а будет удача — хорошо заработаешь. Тут — ты вечный работник, вечный хозяин самого себя. А это трудно. Море — для легких, земля — для основательных. И еще скажу: красивая сказочка, будто Мировой океан прокормит мировое человечество, начисто развеялась. Кормила и кормить будет земля.

— Вот вы и вернулись, чтобы... — с легонькой, необидной усмешкой проговорил Федя.

— Попробовать себя на главном...

— А верно: пока я бродил — и работы крепкой не знал.

— Маеты — сколько угодно?

— И это верно, Евсей Иванович. А скажите, доводилось вам гибнуть?