Читать «В поисках синекуры» онлайн - страница 43

— Грибками, болотцем припахивает, но приятно. О пользе не говорю — витамины прямо из тарелки выпрыгивают.

Он поймал десяток окуньков, столько же ершиков, одного голавлика граммов на триста — и был в настроении счастливейшего добытчика, каковым чувствовал себя Ивантьев, может быть взяв два-три плана ценного палтуса. Однако продрог сильно, по-молодому неразумно, щеки ввалились, бледную лысину никак не пробивала испарина, будто она навсегда заледенела. Ивантьев напоил его чаем со смаковой, уложил греться в постель.

Вечером они обошли всех хуторян, в каждом доме чем-либо угостившись: у Борискина тепличными овощами, у Феди Софронова мочеными яблоками с красной капустой, у деда Ульки свиным холодцом, у Самсоновны острыми прибаутками вроде: «Мой соседушка, Защока, я люблю тебя за що-ка?», а также лечебным чаем из семи майских трав.

Утром Ивантьев поехал проводить ослабевшего, примолкшего доктора: он торопился домой, боясь расхвораться на глухом хуторе. Только в теплом вагоне электрички, привычно и надежно усевшись около окна, доктор оживился, стал почти прежним, вспомнил, что забыл прочесть Ивантьеву одно стихотворение, но читать раздумал, вырвал лист из блокнота, сказал:

— Здесь оно. Потом изучите.

Дома Ивантьев прочел:

КОНИ

Уходят, уходят кони От грохота и суеты, Без гиканья и погони, Минуя бетонки, мосты. Уходят, теряясь в нивах, Смиряя свои голоса, Лишь луны лоснятся на гривах, И слепит им солнце глаза. А те, что на ипподромах Гарцуют под крик и свист, Давно ни в гостях, ни дома — Всяк записной артист. Пока они хороводят, Кому-то суля барыши, Уходят кони, уходят В память нашей души. Не рысаки, не пони Костьми нам устлали путь... Нас в люди вывезли кони. Помни. И не забудь!

ВЕШНИЕ СЛЕЗЫ

Весь март весна боролась с зимой: то одолевала ее, и зима плакала длинными ледяными сосульками, то пряталась от разгульных липких метелей во дворы, под застрехи и крыши, в дремучий ельник, где сохранялось тепло. Но воробьи буйно радовались весне, купаясь в скудных навозных лужицах, и уже прилетели грачи: черные на синих волглых снегах, они расхаживали утрами близ дворов, выискивая, чем бы поживиться, дивясь запоздалым холодам, а в полдни обсиживали старые ракиты, с криком делили, чинили потрепанные ветрами гнезда — стародавние, как и сами эти ракиты у деревенского погоста, над развалившейся от времени и недосмотра церкви Николы-угодника.

Только в апреле небывало лютая зима подобрала свои подмокшие, изношенные саваны и, посвистывая стылыми ветерками-утренниками, отодвинулась к северу. Ахнула весна, обозрев голую, унылую землю, принялась суетливо убирать ее, прострочила лужайки зеленью острой травки, по сухим буграм выметнула желтые блестки мать-и-мачехи, омыла теплым дождиком ветви берез, и почки набухли, тонко зазеленев, а в стволах пробудился, потек от земли к небу, из холода в тепло вешний и вечный сок.