Читать «В поисках синекуры» онлайн - страница 21

Анатолий Сергеевич Ткаченко

— Да. Но так видоизменятся, будут уже не совсем люди и крысы.

Федя усмехнулся, потрепал Пришельцу взъерошенную холку.

— Так что дави блондинок, пока мы — люди, а ты жив.

Пили крепкий флотский чай вприкуску, грелись до пота, до бодрого настроения, потом перешли на диван в горницу, и Ивантьев пожалел, что не завел еще самовара. Посреди стола бы его — знойный, радостно сипящий!

— Хотите старый? С клеймом фирменным тульского завода?

— О-о! Продайте, пожалуйста.

— Сразу видно городского: продай да купи! Я его из кучи металлолома вытащил. Подпаяю — варите чаек.

— Вы, Федя, будто бы и трактор из лома всякого собрали.

— Точно. Был на станции, зашел на базу Вторчермета — люблю железки. посмотреть. Вижу: тракторок побитый, разутый стоит, жалкий, но моторный блок цел, остальное на запчасти ушло. Японский бог, думаю, да ведь его спасти можно, если с душой повозиться! Говорю мужичку, сторожу: отдай этого калеку, приволоку тебе взамен металла. Бутылку, отвечает, и чтоб точный вес трактора был восполнен. Восполнил, а к водочке еще и закуски прибавил, Приволок преждевременно списанный механизм, побывавший в дурацких руках, за полгода наладил — по винтику, по гаечке; обул в списанную резину, катаюсь теперь. И бензопилу так же собрал, и мотоцикл; добуду кузов, раму — автомобиль сработаю. Зачем покупать, когда вокруг набросано столько добра?

— Вот и вы мастер. Еще какой!

— А кто это понимает? Я для интереса и чтобы польза себе, другим была. Без тягла в хозяйстве сам делаешься тяглом. Помогаю. Суют трояки, пятерки — когда беру, когда отмахнусь, глядя по обстановке, чтоб не обидеть человека. Горючее-то надо оплачивать, а свою работу не считаю — все равно без дела сидеть не могу. Но тут другое дело с моим «Беларусем» — жалобы, анонимки пишут: незаконным транспортом обзавелся. Коня можно, японский бог, трактор — нельзя! В век НТР, понимаете?

— Так со свалки же!

— На свалке — пусть, но чтоб индивидуальным не стал. Просил председательшу: припиши к колхозу. Не могу, отвечает, нет у меня законного параграфа — из ниоткуда приписывать, вроде ворованное получается. Наш участковый, мужик крестьянский, понимает, не торопится с мерами, шутит: я твое тягло пока конеединицей числю... А главное, на работе передовик, полторы-две нормы всегда мои. Вот и прощаются фокусы Федору Софронову. Чудит, говорят, да вроде наживой не занимается. Правильно, я свою наживу горбом, этими руками добуду.

Он приподнял и опустил на край стола багровые кулачищи, оплетенные синими ветвями вен, вздувшихся от обильного чаепития; ударом одного такого немудрено проломить столешницу, вынести дверь вместе с петлями. Даже крупному и неслабому Ивантьеву было лестно и чуточку завидно ощущать рядом эту естественную, красивую силу.

— Расскажите о мелиорации, — попросил он Федю.

— Можно, — охотно отозвался тот, сразу посерьезнев, отставив стакан, что могло означать: о деле — по-деловому.

Начал Федя со слова «мелиорация», которое в переводе на русский означает — улучшение. Улучшение земли. Такой мелиорацией издревле занимались россияне: убирали с поля, огорода камни, отводили излишнюю воду, прорывали оросительные канавы, очищали луга от кустарника, кочек. Но это слово у нас зазвучало громко, когда бросили мощную технику на осушение болот. Ринулись на «ура». Все казалось простым, понятным даже школьнику: рой каналы, спускай воду, спрямляй реки, осушай озера — и паши, сей, коси травы. Рыли, осушали, спрямляли. Запахивали новые улучшенные земли, а тем временем старые плодородные поля превращались в пустыни. «Каракумами» их стали называть: из-за понижения грунтовых вод требовалось теперь орошать и эти поля. Обмелели озера, иссякли малые речки. Хватились, подсчитали: сколько улучшили — столько и загубили. Природа любит равновесие! Поостыли немного, подумали, вспомнили: есть ведь в науке и практике «двойное регулирование», при котором лишняя влага сохраняется и, если надо, ею подпитывают почву. Взялись мелиорировать по-серьезному. А это оказалось ох каким нелегким делом!