Читать «Благая часть. Беседы с монашествующими» онлайн - страница 46

Таким образом, послушание, которого многие боятся и которое воспринимают как подавление личности, на самом деле есть возвращение человека к своей природе; конечно, мы говорим о послушании в идеале - когда слушаемся того человека, который знает волю Божию или, по крайней мере, знает лучше, чем мы, а не тогда, когда мы слушаемся кого угодно, лишь бы только слушаться. Мы все стремимся к тому, чтобы совершать одно и то же, ведь заповеди евангельские даны всем: и мужчинам и женщинам, и умным и глупым, и старым и молодым - всем нам заповедано: "Возлюби ближнего твоего, как самого себя" (Мф.22:39) или "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем" (Мф.22:37), и так можно сказать обо всех заповедях. Получается, что в то время, как мы ищем какого-то разнообразия, самостоятельности и самобытности в своем поведении, Евангелие призывает нас всех вести себя одинаково, и нам кажется, что Евангелие уничтожает нашу личность, потому что лишает нас того, что представляется нам ее проявлением. И оказывается, как я уже сказал, что под личностью мы чаще всего понимаем совокупность нарушений своей природы, появившихся в связи с грехопадением или с нашим греховным образом жизни, с собственным отклонением от воли Божией, то есть усугублением первородного греха, доставшегося нам от прародителей, собственной греховной жизнью. Именно в этих греховных отличиях друг от друга мы и видим свою личность: например, сестра К. ленивая, а сестра Ф. злая: бегает и на всех кричит, - при этом сестры К. и Ф. думают, что когда им не дают спать или кричать, то их личность подавляют. Я утрирую для того, чтобы стало ясно - действительно, нам представляются нашей личностью все многообразные сочетания наших страстей, тонко или грубо действующих в нас, мы видим свою индивидуальность именно в них. А когда начинаем их в себе подавлять, то нам представляется, что наша личность уничтожается, поскольку мы не понимаем, что истинное отличие друг от друга заключается в наших подлинных душевных свойствах, в развитии добродетелей.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что молитва, исполнение заповедей есть смерть для "ветхого" человека, а наш "ветхий" человек - человек греховный. Отличия в греховности, которые мы принимаем за особенности личности, не всегда проявляются так грубо, как я описал: один ленивый, другой сердитый, - а могут существовать очень тонко и незаметно. Кто-то, скажем, имеет эстетическое чувство и любит живопись, хотя на самом деле в этом эстетическом чувстве кроме собственно любви к красоте присутствуют, допустим, блудная страсть, тщеславие или гордость, которые, разнообразно сочетаясь, порождают то или иное выражение "любви к искусству", а по сути - проявление греховной воли человека. Вся человеческая жизнь, можно сказать, пронизана стремлением к самовыражению, т.е. желанием утвердить "ветхого" человека, развить свою греховность. Иногда это бывает очень грубо, например грубый разврат, иногда утонченно - как при занятиях искусством. Блудная страсть может выражаться скрыто, непонятно для других: одному достаточно грубого блуда, а другой желает любоваться изящными изображениями обнаженной натуры, считая, что это искусство, это возвышенно, хотя на самом деле здесь действует та же самая блудная страсть, только она соединяется с эстетическим чувством и, может быть, удерживается тщеславием или каким-либо другим качеством от грубого проявления. Таким образом, под развитием личности, как его представляют гуманисты, понимается развитие греховного начала, которое святитель Игнатий (Брянчанинов) называет добром падшего человеческого естества и которое всегда смешано со злом и ищет утешения для своих страстей в той или иной деятельности, в чем бы она ни состояла. Иногда она даже прикрывается христианскими целями у людей, которые верят во Христа, тогда как те, кто не верит, совершенно откровенно сбрасывают с себя этот покров и действуют неприкрыто; тогда всестороннее развитие понимается как всестороннее устремление человека ко всему земному и греховному. Пусть даже это земное по видимости невинно и нейтрально, но поскольку оно отвлекает человека от небес, от мысли о спасении, которая должна постоянно его беспокоить и вести к вечности, то и это нейтральное и сравнительно безгрешное становится страшным и опасным явлением. Если самая невинная, ничтожная вещь заставляет человека забыть о покаянии, о молитве, о борьбе со страстями, то она уже превращается из невинной и ничтожной в чудовищную и могущественную. Всякое всестороннее развитие, в чем бы оно ни выражалось: в любви к искусству, в развитии своей индивидуальности, в сохранении своего характера, в умственном развитии, - когда совершается ради "личности", ради самого себя, ради того, чтобы из себя что-то представлять, чем-то отличаться от других людей, становится погибельным и разрушительным для истинной личности человека, для его истинного "я" (если воспользоваться термином нехристианского происхождения).