Читать «Благая часть. Беседы с монашествующими» онлайн - страница 13

У нас в монастыре есть такие немощные люди, которые унывают от всего подряд, чуть ли не от того, что им села на нос муха. Просто удивляюсь. У них все время появляются бесконечные поводы для уныния, хотя на самом деле не происходит ничего такого, на что вообще можно было бы обращать внимание. Почему так случается с этими немощными людьми? Потому, что в них сильно действует страсть. Например, человек, имеющий страсть пьянства, все время думает, где бы ему выпить. Везде ему представляется бутылка, разные люди напоминают ему, с кем и когда он выпивал, - куда бы он ни посмотрел, у него все связано с выпивкой. Со стороны это кажется порой очень смешным. Но вот когда дело касается уныния, тут все смеяться перестают, потому что сами себя не видят, а если бы посмотрели на себя со стороны, то также бы очень смеялись. Когда я только начинал как духовник, то по неопытности очень переживал: "Ну вот, женщина плачет - что же я наделал?! Довел человека до слез!" А потом смотрю: женщины все время плачут, чуть что - в слезы. Я стал подумывать, что это, может быть, и естественно, нормально. А теперь уже я совершенно никак не реагирую: хоть человек на моих глазах будет исходить слезами вплоть до обезвоживания организма - меня это не трогает, ведь я знаю, что все это ничего не стоит. Это я говорю к тому, что со стороны все наше уныние выглядит очень смешно, унывать-то, собственно, не от чего. Редко у кого бывает какая-то особенная брань. По большей части в монастыре человек почти избавляется от скорбей послушанием, трудами, откровением помыслов. Настоящих скорбей у него нет, всё берут на себя вожди братства или сестринства, то есть духовник, настоятельница, - вся тяжесть ложится на них. Они заботятся обо всех и в духовном отношении, и в телесном, чтобы остальным предоставить возможность жить беспечально. Это самое важное преимущество общежительного монастыря - беспечальная жизнь. То есть хотя человек и не имеет того уединения, той тишины и того времени, которые ему кажутся необходимыми для духовных подвигов, зато он не имеет и никаких забот. И вот эта беспечальность, если ею разумно пользоваться, дает человеку возможность приобретать то, что он по неопытности не может приобрести и в уединении, то есть внимательную молитву, дает возможность при всей его кажущейся занятости следить за своей душой, потому что он знает, что обо всем попекутся другие, в том числе даже и о его душе. Его дело - только самоотверженно идти этим путем и с него не сворачивать.

Может быть, это свойство женского пола, а точнее, молодых девушек - плакать и грустить. Они еще не сталкивались ни с какими жизненными трудностями, не привыкли с ними бороться, не было у них еще настоящих скорбей, и вот, встречаясь с самыми простыми затруднениями монастырской жизни, они поддаются расслаблению сил и даже оставляют свой подвиг, теряют усердие - иначе говоря, падают на ровном месте. Правда, бывает, что люди, уже имеющие жизненный опыт, от беспечального состояния, которое даруют порядки общежительного монастыря, становятся чрезвычайно чувствительными ко всевозможным, самым незначительным затруднениям, и страсть эта порой развивается в человеке настолько, что он даже сам иногда удивляется, как быстро теряет душевное равновесие от совершенно незначительных вещей. А все потому, что он желает невозможного: получив беспечальную жизнь в отношении телесных забот, он хочет стать совершенно беспечальным и в отношении внутренней жизни, то есть не вести никакой борьбы. Если бы он, подобно людям, живущим в миру, отвлекался на добывание себе пропитания и преодоление всевозможных трудностей мирской жизни, из которых самому нужно как-то искать выход, на болезни (особенно когда некому о тебе позаботиться), на семейные скорби, то у него, может быть, не было бы тогда возможности обращать внимание на всякие мелкие душевные переживания, которые он теперь замечает и от которых приходит в душевное расслабление. Вместо того, чтобы при этом беззаботном образе жизни бороться со всеми помыслами и с яростью наброситься на мысленного врага, мы, получив такую внутреннюю свободу, начинаем следить за своими скорбями: не имея истинных, серьезных несчастий, начинаем видеть мелкие и почти что фантастические. Вот представьте себе человека, который не выходит из дома. Он боится выходить из опасения, что на него вдруг нападут хулиганы, или что пойдет дождь, и он вымокнет и простудится, или же с ним случатся еще какие-то неприятности. И чем дольше он сидит дома, тем больше у него возникает всяких страхов и опасений. Он начинает ко всему прислушиваться: где-то зашуршала мышь, а ему кажется, что это уже нападают враги, кашлянул сосед, а ему представляется, что сейчас взорвут квартиру, и так далее, и так далее. Знаете, бывает такое состояние, наверное многие испытывали, когда слух, зрение обостряются, развивается фантазия - и в воображении человека рисуются мнимые враги. То же самое происходит и у нас. Мы живем в монастыре как бы в замкнутом мире и, подобно этому человеку, у которого обостряются чувства и фантазия, начинаем преувеличивать те события, которые с нами происходят.