Читать «Дуэль в табакерке» онлайн - страница 10

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Я и не заметил, что мы уже давно идем под руку, крича, смеясь и перебивая друг друга. Наконец она остановилась возле какого-то белого здания с большими облупленными колоннами.

— Ну, вот мы и дома, — сказала она.

— Может…

— Слушай! Мы сейчас пойдем ко мне, понял? Только обещай, слышишь, что выкинешь наконец этот дурацкий шарф.

Вечерние занятия в тот день как-то сами собой отменились. Мы были слишком заняты друг другом, чтобы отвлекаться на такие пустяки.

Спустя год Джулия вышла за меня замуж.

А еще спустя год она встретила этого историка, развелась со мной и уехала с ним в Калифорнию.

Вилла Тиберия

Быстрый завтрак в ресторане, среди столиков, обсиженных людьми, и вот мы уже идем по каменной улочке, аккуратной и типично каприйской, куда-то наверх, гуськом, смотреть виллу императора Тиберия. Я плетусь позади всех. Перед глазами вижу две спины: треугольную широкую — эта Костина — и изящную, словно из женского журнала, спину Роберты. Костя, изредка оборачиваясь к нам, рассказывает одну за другой истории из своей жизни.

— Помнишь, Андрюха. этот писатель, как его… приходил на факультет выступать. Такой очкастый, помятый алкаш. А мы с Валеркой… помнишь Валерку с португальского? Пьяные на его встречу приперлись. Писатель что-то говорит, то, мол, се, мол, главное, понимаете ли, слово, за словом надо следить, слово не воробей: вылетит — не поймаешь. А я встаю и говорю: “А ты, писатель, сам воробья поймаешь?” Он так заморгал, стал смотреть на меня поверх очков. Я ему: “Вон, во дворе прыгают, сходи — поймай”. И сел. А писатель этот говорит:“ Давайте перейдем к другим вопросам”. Тут встает Валерка…

Я делаю вид, что слушаю Костю, и, чтобы не думать о Джулии, мысленно считаю пальмы, попадающиеся навстречу: одна, две, три, четыре… Каждая пальма — загадка, истерика. Каждая медленно, истончаясь, ползет стволом в небо и вдруг взрывается охапкой зеленых листьев, будто пробуждается ото сна.

История жизни Тиберия почти как пальма, как затяжной сон с утренним набухшим пробуждением. Поначалу Тиберий куда-то внятно стремился, на самый верх. Был деятелен — усмирял этрусков и хавков. И деликатен — когда на Родосе, в добровольном изгнании извинился перед больными, вынесенными к городской стене. Государственные мужи всегда поначалу деятельны и деликатны. И внимательны к согражданам. Взять хотя бы начало 90-х и этого осеннего патриарха, который ска-зал: “Я устал, я ухожу”. Устал он… Да от него самого все уже устали!