Читать «Записки актера Щепкина» онлайн - страница 57

Председатель.

Да разве медике ваш буточник учился?

Квартальный.

Нет-с, прежде в конюхах придворных находился.

А там какой-то был из немцев коновал,

Всю хиромантию и докторство он знал.

Там этот вкруг него всегда почти вертелся,

И медицины он препропасть насмотрелся.

Припарку ли сварить, проносное ли дать -

Все знает, и он мне старался помогать.

(Показывает на подбитый глаз.)

Председатель

А это что?

Квартальный.

За храбрость дали звезду.

(Смеясь.)

Третьего дня я был в театре у разъезду,

Так кучер там задел по роже кулаком.

Председатель.

И ты не возымел претензию о том?

Квартальный.

Ну, где мне с ним тягаться?

Тебя же обвинят. Ну, как, дескать, связаться

Тебе да с кучером, — да это нам пустяк,

Случается, что нас колотят и не так.

Председатель.

Да, должность такова, тут нечего дивиться,

Зато в другой статье ущерб вознаградится.

(Указывая на карман. Оба смеются, а квартальный, смеясь, кланяется председателю с видимым почтением)".

Весь город сожалел о бедных квартальных, которые самим начальством публично были выставляемы как бы на поругание.

Вот был дух времени общества, с 1801 до 1816 года! Но, к сожалению, это было не в одном Курске. В 1816 году я уже расстался с Курском навсегда, и первый дебют был в Харькове, где скоро увидал все то же, и в доказательство тому служит повесть графа Соллогуба "Собачка". Она писана из моего рассказа, и все было в действительности так, как описано, и автором даже еще много смягчено.

Вот было время! Благодаря богу, мы настолько уж выросли, что теперь сами стыдимся тогдашнего образа мыслей, а потому и Курску в настоящее время нечего оскорбляться за высказанную истину.

Мои записки будут иметь одно достоинство — истину. Я ничего не солгу, а записываю только то, что было в действительности.

IX.

Доброе старое время

Многое, виденное мною в жизни, я не записывал, но время, этот великий учитель, указал мне необходимость передать людям многое, чему я был свидетелем: оно будет дорисовывать тот век и образ мыслей людей тогдашнего времени.

Следующий рассказ я вспомнил по случайной причине: года три тому назад я был в одном доме вместе с генералом Александром Дмитриевичем Чертковым, который давно меня знал и всегда, так сказать, дарил меня своим вниманием. Завязался разговор о настоящем времени, о том движении, которое зашевелилось во всех слоях общества. Многое он одобрял, против многого восставал, а я, с своей стороны, сказал ему, что переходное состояние всегда было таково: пред нами прошедшие семь тысяч лет, из которых ясно видно, что народы не годами растут, а веками. Слава богу и то, что мы доросли до мысли и не стыдимся уже сознавать, что у нас есть много дурного; а молодое наше поколение воспользуется прошедшими ошибками и найдет лекарство. "Поверьте,- сказал я,- все идет к лучшему. Ах, да! читали вы, Александр Дмитриевич, стихи "К молодому поколению" Щербины?" Он отвечал: "Нет". — "Не угодно ли, я их прочту?" Когда я прочел, он сказал: "Да, хороши; жаль только, что это фразы и нейдут к нынешнему молодому поколению, потому что современное молодое поколение — дрянь; в наше время было не то, наше поколение было не нынешнему чета". Такие речи меня решительно ошеломили и взволновали так, что я, стараясь затушить внутреннее волнение, сказал весьма тихо: "Ваше превосходительство поставили меня в тяжелое положение; оспаривать ваше мнение при вашем чине — неловко, а согласиться с вашими словами в мои годы будет бессовестно. Всмотритесь в меня, генерал, я не моложе вас, а русскую жизнь едва ли знаю не лучше вас; вы ее знаете от дворца и до ваших гостиных, а я ее знаю от дворца до лакейской. У вас не было жизненного толчка, который бы заставил вас поглубже заглянуть в настоящую жизнь, но моя дорога жизни не была так выровнена обстоятельствами, как ваша, да и самый род моего искусства заставлял меня поглубже вникать во все слои общества; потому я и не мог вынести из жизни тех приятных воспоминаний, которые так живо вам представились. Нет, генерал, и в наше время было много дурного, а многое было во сто раз гаже; но мы-то с вами тогда не доросли еще до того, чтобы понимать это". Тут я сам почувствовал, что выразился уже немножко резко, и прибавил: "Простите меня, генерал, за мою горькую истину: что делать, я мало жил в вашем кругу и потому не приучился золотить истину и передаю ее во всей наготе; а чтобы убедить вас, что это с моей стороны не заносчивая выходка, но истина, прошу вас выслушать, если не поскучаете, рассказ о случае, которого я был свидетелем и над которым все современное нам с вами, генерал, поколение хохотало тогда, а у вас от моего рассказа последние волосы станут дыбом".