Читать «Прынцик» онлайн - страница 3

Андрей Кокоулин

В ответ сбили пепел, перелистнули страницу на ту, где афедрон царствовал уже в гордом одиночестве, и пробормотали вовсе к Галке не относящееся: "…или не знаю, бля, кто…".

Собственно, можно было поворачиваться и уходить.

Девушке дали понять, что общаться с ней не желают, и мягко указали на… скажем, на ту же арку и указали. Конечно, в каком-нибудь дамском романе голубых кровей героиня посчитала бы ниже собственного достоинства переспрашивать. Ах-ах, как можно! "Леди Элизабет уничтожающе посмотрела на молчащего графа и, вскинув голову, вышла вон. Голая спина ее выражала презрение. Служка-арапчонок, показав язык, выбежал следом. Граф скорчился и зарыдал".

Галка вздохнула. Нет, честное слово, злости не хватает. Сидят тут… "I`m dead, Horatio"… А она — не героиня. И бежать вокруг дома в поисках таблички с адресом сил никаких нет.

— Извините, улицу не подскажете…

На этот раз на нее все же взглянули. Наискосок и навылет. По маршруту: правое бедро — живот — левая грудь — окна второго этажа. К своему удивлению, Галка так и не уловила, кто. Слишком быстро взгляд отвели в сторону.

Что ж, понятно. Ваш выход мадам Сердюк! Ваш выход!

В облачную прореху словно одобрением этому решению прыгнуло солнце. Молодежь на свету зашевелилась. Сползлась, щурясь, в кружок. Переговариваясь басками: "А ты бы с Екатериной переспал?" — "С какой это?" — "С царицей" — "Да ну, нахрен!" — "А за деньги?" — "А мне похрен!" — "А я бы переспал!" — "Ну-ну, маньячино", разделила пиво по стаканчикам.

Захрустели на зубах сухарики. Заходили кадыки.

Галка заученным жестом воткнула руку в бок.

Ах, какая сейчас будет премьера! Только один раз и только у вашей клумбы!

Мадам Сердюк она играла в спектакле "Коммунальные страсти". Театр-студия "Пилигрим". Грузинский переулок, 22. Добро пожаловать каждые второй четверг и третью среду месяца. Роль была изумительно большая, многословная, "вкусная".

По сравнению с тем, что ей приходилось играть раньше, просто чудо, а не роль.

Смешно сказать, один раз она даже изображала труп. Или, скорее, две задранных на спинку дивана ноги. В глубине, на заднем плане.

Ай, да что вспоминать!

Галка свела носки туфель вместе и сгорбилась. В театре ей для правдоподобия подвязывали накладной поролоновый живот и цепляли безразмерный лифчик с двумя наполненными водой презервативами. Когда ее в первый раз так обрядили, режиссер, вихрастый молодой человек с косящим вовнутрь правым глазом и победительной фамилией Суворов, даже вскрикнул: "Вот! Вот! Теперь верю! Сердюк! Вылитая! — а потом, хватаясь за повязанный на шее шарф, попросил: — А теперь головку, Галочка, чуть вбок. Чуть вбок. Словно у тебя ее скрутило. Замечательно. И губки… губки вниз. Недовольно. Во-от"…

Сейчас, конечно, реквизит тоже пригодился бы, но, вообще-то, реквизит это внешнее, бесполезное без внутренней актерской работы. Надо почувствовать. Вжиться. Как, например, Гришка в "Эфиопе". Или Алла Львовна в "Гомериаде". Это же с ума надо сойти, чтобы так.

Что ж, сказала себе, собираясь, Галка, по пунктам. Я — Сердюк. Елена Павловна. Мне шестьдесят три. У меня артрит и колющие боли в левом плече. Я живу одна в комнатке в коммуналке. Соседи — сволочи. Из кастрюли как будто отпивают. Денег — кот наплакал. Плечо болит. Родственники ждут не дождутся смерти. Туалет все время занят. Так и расстреляла бы сортирных сидельцев всяких. Ну а молодежь на улицах… Вот она, молодежь. Никакого уважения.