Читать «Кенигсберг дюз пуа» онлайн - страница 56

Константин Смелый

Вы тоже ошиблись.

Затягивая «Напрасно старушка ждёт сына домой» в студии «Вражеского радио», Княжна Мери рыдала не потому, что ей было так жалко господина Рыбакова. Она рыдала, потому что полдевятого огласили итоги голосования. 87,5% тех, кому было не всё равно, не желали видеть её на сцене вместо Ребекки. Символизм пения Княжны под красно-янтарно-голубым флагом впечатлил кёнигсбергских политиков, но не тронул население РЗР.

Потому что людям, по большому счёту, начхать на символизм. И на далеко идущие последствия, которые тщатся предвосхитить министры на своих закрытых совещаниях в комнатах без журов и окон. Люди любят дешёвые спектакли, но, надо отдать им должное, не любят бесстыжего лицемерия. Их не колышет, что там за комильфо в Москве и какие мантры нужно читать, чтобы удержаться в российском телевизоре. Искренне ли, по долгу ли службы – ещё совсем недавно Княжна Мери публично плевала им в лицо. И едва людям дали возможность влепить Княжне пощёчину, они ею воспользовались.

Но это только половина правды. Другая половина, как ни крути, в дешёвых спектаклях. В народной любви, на которую я угробил четыре главы. Люди хотят любить громко. Им нужен повод пошуметь под окнами представительства Европейского вещательного союза. Им нужен шанс помахать самодельными плакатами с орфографическими ошибками и подержать портреты, распечатанные дома на папином принтере. Им подавай ночные заявления о форс-мажорных исключениях из правил. А главное, во время финала, когда участница под номером семнадцать не выйдет на сцену, когда зазвучит музыка и на экранах покажется поющее лицо Ребекки, им хочется плакать навзрыд, сжимая те самые красно-янтарно-голубые флаги, размазывая по лицу косметику, утирая мокрую щетину. Когда зазвучит песня номер семнадцать, им очень надо подпевать срывающимися голосами и шмыгать носом, и обнимать друг друга.

А впрочем, что я говорю – главное всё же не это. Главное – самое-самое главное – что потом, во время подсчёта голосов, когда впечатлительные европейцы спасуют перед народным горем, обаянием

Ребекки и липкой мелодией, когда все страны начнут, как заведённые, выставлять Кёнигсбергу неизбежные двенадцать баллов, людям хочется всхлипывать от благодарности. Им хочется орать во всю глотку и, выбежав на улицы, целовать каждого, кто подвернётся под руку, а под занавес ночи, не сговариваясь, столпиться в окрестностях больницы и думать (из последних сил), что в таком замечательном мире Ребекка придёт в сознание, Россия пришлёт посла вместо эскадры, и вообще всё у всех непременно получится – стоит только попытаться.

- В общем, ты победила, Бека, – сказал Рогер. – Поздравляю.

Ребекка беззвучно усмехнулась.

- Спасибо, пап, – её пальцы медленно распластались на белой ткани. – Так вот он какой. Новый секрет успеха. На будущий год половина участников будет в коме. А что. Удобно. Правда же? Петь вживую не надо. Волноваться не надо. Все тебя жалеют.

- Ну… – Рогер замялся, пытаясь отогнать идиотскую улыбку, которая лезла на лицо. – Ну… Это же не только, скажем так… Это же ещё и…