Читать «Демагоги» онлайн - страница 3
Василий Макарович Шукшин
… Дед был уже без сознания, когда Петька выволок его на берег.
— Деда! А деда!.. — звал Петька и плакал. Потом принялся делать ему искусственное дыхание.
Деда стало рвать водой. Он корчился и слабо стонал.
— Ты живой, деда? — обрадовался Петька.
— А?
Петька погладил деда по лицу.
— Нагружался я до смерти, деда.
Дед закрутил головой.
— Звон стоит в голове. Чего ты сказал?
— Ничего.
— Ох-хох, Петра… Я уж думал, каюк мне.
— Напужался?
— А?
— Здорово трухнул?
— Хрен там! Я и напужаться-то не успел.
Петька засмеялся.
— А я-то гляжу, была голова — и нету.
— Нету… Бодался бы я там сейчас с налимами. Ну, история. Понос теперь прохватит, это уж точно.
— И напужался ж я, деда! А главное, позвать некого.
— А?
— Ничего. — Петька смотрел на деда и не мог сдержать смех — до того был смешным и растерянным дед.
Дед тоже засмеялся и зябко поежился.
— Замерз? Сейчас костерчик разведем!
Петька принес одежду. Оделись. Затем набрал сухого валежника, поджег. И сразу ночь окружила их со всех сторон высокими черными стенами.
Громко трещал сухой тальник, далеко отскакивали красные угольки. Ветер раздувал пламя костра, и огненные космы его трепались во все стороны.
Сидели, скрестив по-татарски ноги, и глядели на огонь.
— … А как, значит, повез нас отец сюда, — рассказывал дед, — так я — слышь? — залез на крышу своей избы и горько плакал. Я тогда с тебя был, а может, меньше. Шибко уж неохота было из дома уезжать. Там у нас тоже речка была, она мне потом все снилась.
— Как называется?
— Ока.
— А потом?
— А потом — ничего. Привык. Тут, конечно, лучше. Тут же земли-то какие. Не сравнить с той. Тут земля жирная.
Петька засмеялся.
— Разве земля бывает жирная?
— А как же?
— Земля бывает черноземная и глинистая, — снисходительно пояснил Петька.
— Так это я знаю! Черноземная… Чернозем черноземом, а жирная тоже бывает.
— Что она, с маслом, что ли?
— Пошел ты! — обиделся дед. — Я ее всю жизнь вот этими руками пахал, а он мне будет доказывать. Иная земля, если ты хочешь знать, такая, что весной ты посеял в нее, а осенью получаешь натуральный шиш. А из другой, матушки, стебель в оглоблю прет, потому что она жирная.
— Ты «полоску» не знаешь?
— Какую полоску?
Петька начал читать стихотворение:
Поздняя осень. Грачи улетели.
Лес обнажился, поля опустели.
Только не сжата полоска одна, —
Грустную думу…
— Забыл, как дальше.
— Песня? — спросил дед.
— Стихотворение.
— А?
— Не песня, а стихотворение.
— Это все одно: складно, значит, петь можно.
— Здрас-сте! — воскликнул Петька. — Стихотворение — это особо, а песня — тоже особо.
— Ох! Ох! Поехал! — Дед подбросил хворосту в костер. — С тобой ведь говорить-то — надо сперва полбарана умять.
Некоторое время молчали.
— Деда, а как это песни сочиняют? — спросил Петька.
— Песни складывают, а не сочиняют, — пояснил дед. — Это когда у человека большое горе, он складывает песню, чтобы малость полегче стало. «Эх ты, доля, эх ты, доля», например.
— А «Эй, вратарь, готовься к бою»?