Читать «Газета Завтра 354 (37 2000)» онлайн - страница 66

На Т-34 вместе с эшелоном лейтенант Юрий Калинин идет на фронт, и там, в январе 1944 года, взвод Ю.Калинина в начале января того же года получает боевое крещение.

Выгрузившись в Белоруссии, взвод сходу идет в разведку боем — у них ведь машины самые исправные. Весь год его взвод, потом и рота, воюет. "Багратион" — с тех пор не просто имя, а код труднейшей операции. Минск, потом Витебск.

Потом стрелы на картах командиров указали на Кенигсберг. Семисотлетние стены старой немецкой крепости стали главным рубежом на пути советских войск. Укрепления Кенигсберга были философским камнем на пути Советской Армии и ее танков. Кенигсберг — один из древнейших городов Европы, старше Москвы, старше Берлина. Кенигсберг — главный тевтонский храм, душа Германии, мать немецких городов. Это город — сосредоточие идеи наступления немцев на Восток, его краеугольный камень. Пока стоял Кенигсберг, держался до последнего и Берлин. Взятие Кенигсберга поразило Берлин, как удар в сердце. Кенигсберг и вся Восточная Пруссия за многие годы были превращены в сплошную крепость. Эта крепость готовилась испытать крепость советских танков и танкистов.

Экипаж Юрия Калинина одним из первых пересек границу Восточной Пруссии. Группа, в составе которой шли на Запад его самоходки, как-то уж очень запросто вклинилась в оборону немцев почти на пятнадцать километров. Неожиданно вяло отстреливаясь, вражеская пехота отходила все дальше, а ничего покруче пулеметчиков и вовсе не было видно. Так вышли на большое поле, со всех сторон окруженное какими-то мелкими городишками. Оглядев все это, советский командир почуял неладное — идеальное место для огневого мешка, приказал войскам отходить, дивизион САУшек, где служил Ю. Калинин, послал наверх к одному из хуторов — закрепиться и прикрывать отход. Дюжина советских самоходок, пыхтя солярой, ощетинясь стволами, вкатилась в немецкий хутор — шесть аккуратных каменных домиков, сарайчики, скотные дворики. Все тихо, ни дети не крикнут, не хрюкнет довольный и сытый свин.

И тут началось. Из каждого дома, выдавив хрупкие стекла в окнах, вылезли стволы тяжелых немецких самоходок, грохнули выстрелы, и было видно, как все городки вокруг большого поля ощетинились огнем, а на поле, там, где отходили наши войска, забегали громадные дымные пятна. Самоходки дивизиона оказались внутри хутора, где располагались гитлеровские танки и артиллерия. Получилась жуткая каша, в которой смешались три десятка стволов самых больших калибров, какие только в то время были. Русские сразу стали молотить по окнам и стенам домов, за которыми прятались фрицы. На поверку домики в городке оказались не простые, а уделанные в бетон и броню от крыши до фундамента. От исполинского удара в упор из САУ "домик" лишь слегка осел и как-то зло ощерился обвалившимся чердаком. Даже сарайчик на деле оказался дотом. Городок моментально превратился в грохочущую мешанину. Русские стали подходить в упор к домам и бить в окна, самоходка — не танк, для такого боя не подходит, не крутится башня для наведения ствола на цель, надо разворачивать всю машину. Так и крутились, как бешеные. В довершение всех бед немцы выкатили свои зенитки. Зенитки влупили по пехоте и танкам, превращая отходящие через поле русские роты и батальоны в кровавое месиво. Рассчитанные на стрельбу в зенит на двенадцать километров, прямой наводкой на два километра, эти зенитки просто выкашивали войска, как бритвы. Раздолбив в упор один из "домиков" и похоронив под его обломками скрывавшуюся там фрицевскую пушку, Калинин приказал разворачивать самоходку, чтобы скрыться за стеной от выкатившей с другой стороны самоходки немцев. Страшным ударом нашу "саушку" развернуло на месте, чуть не перевернув — другая немецкая самоходка со ста пятидесяти метров вогнала в нее снаряд чуть ниже башни. Калинин и его бойцы в считанные мгновения выскочили из охваченной пламенем самоходки, в тот же миг рванул бак, и куски машины пронеслись над головами наших танкистов.