Читать «Рассвет в декабре» онлайн - страница 201

Из приоткрывшейся двери поспешно потянулась рука в черном широком рукаве, пытаясь поймать ручку, — но тут уж Удо ухватился за ручку, и все, один за другим, они ввалились в прихожую.

— Это нельзя!.. Уважаемые господа, это запрещено… Церковь закрыта… Пожалуйста, завтра в шесть часов утра, милости просим! Никак нельзя. Строго запрещено! — лепетала черная монахиня, забегая вперед, стараясь загородить им дорогу.

Высокая церковь была полна тьмой, только в дальнем углу мирно горели желтым пламенем несколько маленьких свечек, и там блестело что-то золотое, полированное. Смутно чувствовалось, что в темноте перемещаются черные человеческие тени, но одна только первая, с ключом, забегала перед ними, загораживая дорогу, и умоляла:

— Господа! Господа!.. Это совсем нельзя!

А «господа» в полосатых штанах, болтающихся как на жердях на их костлявых ногах, шагали мимо, почти бежали, как по следу, за Удо, который хорошо разбирался, где полагается тут быть входам и проходам.

— О-о! Туда даже мне входить воспрещается! — от ужаса переходя на свистящий шепот, пугая их, сама пугаясь и действительно не решаясь ступить за ними на ступени, ведущие к алтарю, — причитала черная монахиня.

Через боковой придел они вошли в коридор. Каменная винтовая лестница с высокими, стертыми по краям от старости ступенями начиналась прямо за едва прикрытой дверцей.

Сил у них больше не было. Не должно было быть обыкновенных человеческих сил, которые даются хлебом, свеклой и похлебкой. Не должно было быть, но все-таки были. Взялись откуда-то, из последних неприкосновенных резервов. Ведь они с каждой ступенькой поднимались вверх, все выше в небо, к колоколам, которые были всей целью их существования, венцом вдруг воплотившейся в эти ступени мечты, спасавшей их в годы одичания лагерной медленной смерти, несбыточной предсмертной надежды, удерживавшей их на грани человеческого сознания, спасавшей от гибели, предательства, подлости, на последней грани, где полумертвый, измученный человек все-таки еще остается человеком.

Тысячи товарищей там, далеко внизу, в темноте своей последней ночевки в лесу, перед концом пути, ждали какого-нибудь чуда, а они поднимались в небо — совершать чудо.

Они то и дело падали, но и тогда продолжали ползти, обдирая колени, со ступеньки на ступеньку, опять вставали, иногда двумя руками помогая себе занести дрожащую от слабости и напряжения ногу на следующую ступеньку.

На каждом витке лестницы в темноте возникало пятно слабого света из прорезанного в камне узкого окошечка, потом тьма сгущалась непроглядно — до следующего окошечка.

Им казалось: они поднялись уже очень высоко, и вдруг лестница кончилась — уперлась в потолок, в тупик.

Они ощупывали у себя над головой толстые доски настила — запертой крышки люка. Столпившись, все вместе, разом, пробовали приподнять, раскачать, сдвинуть, — все напрасно. Свалившись в кучу, они лежали без сил на последней ступеньке друг на друге и дышали со стоном, похожим на всхлипывания, а когда отдышались, Рено тихонько, беззвучно в самом деле заплакал, встал и начал спускаться по лестнице, все продолжая плакать.