Читать «Эссе и интервью в сети 2007-2012» онлайн - страница 79
Татьяна Толстая
Задолго до рождения Садовникова (1847–1883) в журнале «Северный Архив» А.О. Корнилович напечатал статью о путешествии Стрейса. В ней приводилась цитата из его книги, тот самый уголовный эпизод: «…Мы видели его на шлюпке, раскрашенной и отчасти покрытой позолотой, пирующего с некоторыми из своих подчиненных. Подле него была дочь одного персидского хана, которую он с братом похитил из родительского дома во время своих набегов на Кавказ. Распаленный вином, он сел на край шлюпки и, задумчиво поглядев на реку, вдруг вскрикнул: „Волга славная! Ты доставила мне золото, серебро и разные драгоценности, ты меня взлелеяла и вскормила, ты начало моего счастья и славы, а я неблагодарный ничем еще не воздал тебе. Прими же теперь достойную тебе жертву!“ С сим словом схватил он несчастную персиянку, которой все преступление состояло в том, что она покорилась буйным желаниям разбойника, и бросил ее в волны“. («Путешествие Яна Стрейса» - «Северный архив», 1824, ч. X).
От нашего стола к вашему возвращаю вам ту же цитату, немного сокращенную и искаженную за счет перевода и редактуры. Но ведь ясно, что это суп из вашей кастрюли. Не подумайте, что я сам такой пытливый и излазил «Северный архив», за меня это сделал Лотман в комментариях к «Онегину».
Итак, в 1824 году путешествие Яна Стрейса стало достоянием русской словесности. А в 1826 появились дивные «Песни о Стеньке Разине». «Глаз плохого поэта… немедля выхватил… уголовный эпизод, а торопливые ручонки уже потянулись к перу». Про кого это получается? Правильно - про «наше все». Мы о нем дружно забыли:
Знал ли Садовников стихи Пушкина? Очевидно, знал. Запрещенные многие десятилетия, они были напечатаны как раз в 1881 году, а «Из-за острова на стрежень» Садовников написал в 1883, в год своей смерти. Но, даже не вглядываясь в даты, понятно, что поступь в начале застольной песни заемная, и острогрудые челны - родные внучки востроносой лодки, сбежавшие от благородной заштопанной бедности в красный бархат, в веселый дом. В этом же роде и все остальные высококалорийные добавки: пьянка-гулянка, ропот братвы, «нас на бабу променял» - все то, что у Пушкина немыслимо. У него чистый отчаянный русский вариант «Жертвоприношения Авраама», совершенно безысходный, потому что Господь не остановил Разина и не подложил вместо персиянки овцу. (В скобках замечу, к нашему спору о Западе, что «Жертвоприношение Авраама» - любимейший сюжет в европейской традиции на протяжении многих столетий.)