Читать «Литературная Газета 6495 ( № 11 2015)» онлайн - страница 35

А на закономерный вопрос: «Может ли медицина в принципе быть занимательной?», Лаврова ответила в своей книге вполне профессионально и, что немаловажно, очень увлекательно.

50 оттенков Толстого

Фото: Сергей ПЕТРОВ

В Театре им. Маяковского снова собирают "Плоды просвещения". Миндаугас Карбаускис рискнул вести диалог с Толстым в пространстве, изначально для диалога не предназначенном.

Лев Толстой заядлым театралом никогда не был. К пьесам Чехова относился весьма скептически, а Шекспиру и вовсе напрочь отказывал в таланте. Театр интересовал его именно в качестве кафедры, с которой можно во весь голос проповедовать свой символ веры многим людям одновременно. Драма отвечала этому стремлению писателя в гораздо большей степени, нежели комедия. Из трёх завершённых пьес, имеющих яркую сценическую историю и составляющих, собственно, «театр Толстого», две - «Власть тьмы» и «Живой труп», – по сути, драмы на грани трагедии, и лишь «Плоды просвещения» вышли комедией.

В театральной среде принято считать, что эта пьеса сочинялась как «безделушка» для милого домашнего спектакля и на сцену попала словно бы случайно – лишь благодаря настойчивости К.С. Станиславского, выбравшего её для открытия Московского общества искусства и литературы. На самом же деле Толстой с самого начала задумывал комедию с серьёзным нравоучительным посылом для профессионального театра. И первое, действительно домашнее, представление пьесы домочадцами и гостями Ясной Поляны очень помогло ему в дальнейшей работе над пьесой. Недовольство же автора своим детищем («Кончил комедию, очень скверно», – записал он в дневнике) вызвано, вероятно, тем, что он уже захвачен был замыслом будущей «Крейцеровой сонаты» и на комический лад совершенно не настроен. А пьеса между тем получилась и смешной, и забавной, несмотря на весь её нравоучительный заряд.

К Леониду Фёдоровичу Звездинцеву (дар тонкой иронии, присущий Игорю Костолевскому, в этой роли пришёлся как нельзя кстати) из курской его деревеньки приезжают мужики (сермяжно-основательные и в то же время такие лукавые Игорь Марычев, Виктор Запорожский и Сергей Удовик) в надежде прикупить земли. Бумагу нужную справили, аванс с горем пополам собрали, а барин, всерьёз увлёкшийся спиритизмом, заартачился: духи-де ему не советуют землю в рассрочку продавать. А мужикам без неё хоть в гроб ложись! «Земля наша малая, не то что скотину, – курицу, скажем, и ту выпустить некуда», – всё время давит на жалость один из них. Прыткая горничная Таня (Наталье Палагушкиной искренность и непосредственность помогают добирать то, на что пока не хватает мастерства), не раз уже подшучивавшая над господами, во время очередного спиритического сеанса устраивает так, что барин подписывает купчую. У неё в этом деле свой интерес: один из просителей – её будущий свёкор. Хитрость разоблачается хозяйкой дома, презирающей и супруга, и его увлечение (нервную барыньку Татьяна Аугшкап играет на пределе гротеска, заимствуя краски и даже интонации у своей «предшественницы» в этой роли – Светланы Немоляевой). Но прочно стоящий на земле крестьянский мир в финале одерживает победу над эфемерным, обречённым тлению миром господским.