Читать «Журнал «Вокруг Света» №04 за 1972 год» онлайн - страница 3

Название Тогуз-Тороо означает «долина, с девяти сторон окруженная горами». Летом долина до краев залита солнцем, зимой завалена снегом. Зима 68-го года, на редкость суровая и снежная, отрезала чабанские зимовья и поселки от Большой земли, упрятала травостои, и начался джут — падеж скота от бескормицы.

Тогда и мы угодили в этот белый плен. Вертолет поднялся в Нарыне с травы, а сел в Тогуз-Тороо по брюхо в снег. Прилететь-то прилетели, а улететь не дала погода. Мы сидели и выжидали, когда расчистят дорогу от снежных обвалов.

За сутки бульдозер прошел метров триста, и все понапрасну — со склонов сползали лавины и опять засыпали дорогу. Началась пурга, и бульдозер опять двинулся вперед. Только впереди шел поводырем дормастер. Его согнутая спина, машущие руки и пустые крики в пургу были маяком для бульдозериста. Но в какое-то мгновение с глаз бульдозериста исчезла эта спина и руки, их покрыла снежная волна лавины. Дормастер погиб...

Через несколько дней, когда унялась пурга и снег чуть смерзся, мы увидели, как со стороны Большой земли, с перевала Ой-Каин, стали спускаться люди. Их было четверо, но они оставляли один ровный лыжный след. Это была оперативная группа Киргизской метеослужбы. Она пришла, чтоб искусственно обрушить лавины и освободить дорогу от снега. Началась работа. Люди копались в снегу, писали колонки цифр, на карте дороги рисовали длиннохвостых головастиков — предполагаемые лавины— и сожалели о том, что «сюда нельзя притащить минометы». Взрывчатку пришлось подвозить «воздухом». На вертолете прилетели и взрывники. Вот тогда и появилась долгожданная возможность нам улететь. Но мы раздумали.

— Эй, корреспонденты! — кричит крепкий парень с густой цыганской бородой. Он сбросил тулуп, остался в одном свитере, на спине у него бумажный мешок со взрывчаткой.

— Погрейтесь малость. Дела хватит на всех, и острых ощущений тоже.

Сорок килограммов аммонала на горбу, шаг, еще шаг. Лестница, выбитая ногами на верх гребня, стала скользкой. Ноги трясутся, руки немеют, щеки мерзнут, на лбу пот. Качнуло раз, еще... Чернобородый подставил плечо и помог снять мешок.

Потом взрыв, пошла лавина, оголился склон. У костра из нескольких поленьев и солярки греем руки и банку тушенки. Закопченная от солярки банка ходит по кругу. Смотрю на этих «снежных людей», вспоминаю, кто из них кто... Вот этот, с седой бородкой, очень серьезный и деловой, с револьвером на боку, в куртке и в капюшоне из лохматого собачьего меха, — Николай Васильевич Максимов, хозяин всего снега и льда Киргизии, начальник снегомерной гидрографической партии. А этот — с таким же клинышком бороды, только еще не седым, и не такой серьезный, и без револьвера — Володя Зябкий. Бородач, что пригласил нас таскать мешки, — Юра Баранов. У них с Зябкиным на счету по нескольку сот обрушенных лавин на дороге Фрунзе —Ош и на иныльчекской трассе. А этот четвертый и единственный безбородый — Виктор Фатеев, такой худой, что ему не в горы ходить, а на равнине стоять и от ветра качаться. А он так мешки таскал, что за ним не поспеешь... Фатеев — инженер-гляциолог, на его душу приходится 6578 ледяных квадратных километров.