Читать «Цвет черёмухи» онлайн - страница 41
Михаил Варфоломеев
— Ты думаешь, что сейчас можно уже и не охранять тайгу? — спросил Сомов.
— Охранять надо. Не все могут, и не все хотят. Я договорился. Меня хороший парень меняет. В нашем деле главное — не продаться. А мне к земле надо. Я ведь агроном.
— Как агроном?! — удивилась Надя.
— В Иркутске учился!
— А сколько прожил в тайге? — спросил Егор.
— Двадцать лет. Мне сейчас сорок три.
Старухи, узнав, что Савва собирается переезжать в село, заговорили. Стали обсуждать, где лучше дом поставить, куда пойти на работу, а Сомов словно увидел, как до света будет вставать Савва Иванович Глухов и уезжать в поля, как будет радоваться его душа полному урожаю и запаху земли. И только при мысли о Кате черный комочек прокатывался по жилам и чиркал острой стороной по сердцу.
Ночевать Савва не остался.
— Нет, Лукерья Лазаревна, зачем? Я привык к воле! Пойду на паром. Яшка мне чего-нибудь сбрешет.
Так и ушёл. Перед тем как уйти, подошёл к Наде, взял её, как девочку, на руки.
— Я тебе гостинца привёз. Дома увидишь.
— Савва Иванович, хорошо, что вы остаётесь! Я так рада!
— И я рад, Надюшенька, — ответил Глухов.
Когда тётка легла, Егор, стараясь не скрипнуть половицей, подошёл к окну и выскочил в огород. Нестерпимо тянуло к Катерине. Прошёл он к ней за селом и свернул прямо к её дому. В дверь не постучал, а поскрёб. Она распахнулась.
— Заходи! — шёпотом сказала Катя.
Егор прошёл. В комнате он увидел, что Катя в ночной сорочке.
— Пришли…
— Пришёл!
В кухне на столе горела керосиновая лампа. Сомов спросил:
— Для чего это?
— Боюсь я в грозу электричества! Как гроза — я керосинку!
Волосы у Кати были распущены и густой волной падали на плечи. Освещение было тёплым, живым. Только сейчас Сомов увидел, что глаза у Кати вовсе не чёрные, как он думал, а серые, с большими расширенными зрачками.
— У тебя Глухов был?
Она крепко стиснула его руку. Окно было открыто. Прямо под окном поднималась красная луна.
Где-то тревожно просвистела птица. Из окна шёл свежий запах молодой картошки.
— А ко мне Епифанов приходил. Сел на завалинку, тихий вдруг стал. Говорит: "Вот и всё, Катенька, надежды мне больше нет! Так что прощай. Глухов пришёл — свататься".
— Ты пойдёшь за него? — спросил Сомов.
— Пойду, Егор! Ему подмога нужна. А я всё стерплю. Не ревнуй, милый мой, хороший. Не ревнуй! Ты моя нечаянная радость! Огонёк ты мой! Я по тебе зарубочку оставила!
И только сейчас Сомов увидел, что на правой руке у неё бинт.
— Что ты сделала?
— Ох нашло! Как поняла про Савву, а ты перед глазами! И сладко, и жить нет возможности! Выскочила, а у нас в кладовке лежала коса. Что толкнуло, поди догадайся. Подошла — да как ширкнула рукой по косе. Прям по шагу! Вишь ты, жилы сберегла. Ничего, зарубочка будет. Потрогаю, тебя вспомню.
Егор стоял взволнованный и не знал, что ему сейчас делать. Хотелось сказать: "Ты выходи за меня!" Но что-то держало его в трезвости. "А может, это малодушие? — думал он. — Ведь такой уже не будет!" Другой же голос говорил: "Не удержать тебе её…" И тогда он тихо сказал:
— Прости.
Пришло время сенокоса, и, словно что-то вспомнив, люди ожили. По вечерам стали петься песни, а в назначенный день все выходили на луга. Поехала и Лукерья с подругой Марьей Касьяновной. Взяли и Надю.
