Читать «Где отец твой, Адам?» онлайн - страница 35

– …Вавилонская Блудница! Всадник бледный со взором горящим! Кто вам сказал, Степа, что Судный День – это наш день? Это день в понимании Творца. А для нас это может оказаться неделей, годом… Веком, наконец.

– А мертвые! Почему не встают?!

– Встают они, Степа. Оглянитесь кругом! – встают. Внутри людей. В людях. Не телами – жизнями, памятью. А вы ожидали, что мифическая косточка «луз» начнет обрастать мышцами и кожей? Что гробы и впрямь разверзнутся? Блаженны материалисты, ибо погибнут правды ради…

– Ну и падлы! – вмешался Петрович.

Подумал, хлопнул стопку «Посольской» и, во избежание недоразумения, уточнил:

– Все падлы. И вы тоже. И я.

Петровичу было тошно. Тяжелое детство, приют на Алтае, прорубь, где он тонул, бардак тетки Очы-Бала, где он терял невинность и бабки, жизнь без правил, бои без правил, переломы-вывихи… Там, в прошлом, маячил один, главный, сильно раздражающий эпизод: старый хрен, пытавшийся исправить юного буяна. Хрен поил Петровича козьим молоком, учил бессмысленно шевелить руками и рассказывал про малопонятные «инкарнации». Там, в прошлом, Петрович набил старому хрену морду и «зайцем» уехал в Крым: драться. Сейчас же, по прошествии многих лет, старый хрен начал сниться Петровичу. Сидел возле кровати, молчал. «Ну, кто был прав?» – молчал. «Эх, ты…» – молчал. И еще о всяком молчал. Когда спящий Петрович однажды попытался дать хрену в рыло, то проснулся с мокрыми трусами. Теперь, ложась в постель, Петрович всякий раз начинал сильно сомневаться: бил ли он старому хрену морду в прошлом? Или просто решил, что бил? Черт его знает… А сомневаться Петрович не любил. Не умел. И чуял, что ни к чему хорошему это не приведет.

Кирилл, глядя на Петровича, тоже предчувствовал беду. Этот сорвется. У него от Степки крыша едет. И добро б только от Степки. Ходили слухи о реальных экстремистах, которые пытались уничтожать «проснувшихся». Бессмысленно: к уничтожению тела люди (люди?!), подобные Ванде, относились равнодушно. Хоть своего, хоть чужого. Слишком равнодушно даже для существ, реально осознавших бесконечность жизни. Кирилл предполагал наличие какого-то дополнительного, еще неизвестного сейфам фактора, вызывающего это всеобъемлющее равнодушие. Профессиональное любопытство подталкивало к обнаружению нового фактора, изучению его, обнародованию, в конце концов! – но здравый смысл подсказывал: хватит.