Читать «В стороне от большой дороги» онлайн - страница 7

Леонид Богданов

Гавриленко вначале клевал носом, все еще продолжая улыбаться, потом глубоко вздохнул, положил голову на стол и лицо его стало серьезным, как будто он к чему-то прислушивался.

— Что это за бабенка? — спросил лейтенант Шуру, хозяйку избы, крестьянку неопределенного возраста.

Ей можно было дать и двадцать пять, и тридцать пять, и сорок лет. Лицо ее, усталое и помятое, виднелось под самым потолком на печи. Рядом с ней белели две русые головки и голова рыжего теленка. Шура не ответила. Она апатично невидящими глазами смотрела в замерзшее окно.

— Рыжая-то пава откуда? — громче спросил Коробов.

— Чего?

— Говорю я, что это за бабец приходил?

— Ты об Аньке? Так это-же местная блядь. — Шура говорила без всякой злобы или осуждения, сказала так просто, словно назвала ведро ведром или потолок потолком. — Тут по всем деревням не было такого мужика, чтобы не спал с нею. Известная потаскуха.

— Да, бывает, — проговорил не то разочарованно, не то смущенно лейтенант и спросил: — Шура, чего ты теленка на печи держишь? Дети ведь там.

— Чего детям станется?… Теленок смирный — лишь бы они его не замали. В сарае он, кормилец, замерзнет. У нас завсегда так было: теленок зимой на печи, поросенок — в подпечке, а у кого есть куры, так в избу пущают.

— Да, бывает… Почему же это она так?

— Чего?

— Я об этой Аньке спрашиваю.

— Анька?… Кто его знает, чего ее водит. Ровесницы мы с ней. Я уж давно и замужем побывала, и вдовой стала — на финскую моего погнали и пропал, а она все перебирает. Поспит с кем ночь, другую, и носом вертит. Много к ней тут хороших мужиков сваталось, да не хотит она. Савельев тут такой во Всходах — это там, где сейчас немцы стоят — видный такой был, на гармошке играл, заведующим сельпом был, — и над тем насмеялась. Подвела его под монастырь и насмеялась. Ты, говорит, нужен мне был только до большого города, а теперь я смеюсь тебе в глаза. Засудили его на десять лет. Хороший человек был, видный, в кожаном пальте, при портфеле…

— За что же ему десятку дали?

Шура почесала черным заскорузлым пальцем у себя в голове.

— Известно за что. Цапнул целую тыщу казенных денег и побежали с Анькой на Угру, на станцию, хотели у самый Смоленск махнуть. На станции их и поймали. Савельев, конечно, всю вину на себя. Анька потом и насмеялась. Бездушная она. Говорит, я еще десяток таких, как ты, загублю, а в колхозе свинаркой не буду. В городе Смоленске буду жить, в кино и театры буду каждый день ходить, — Шура опять почесала пальцем у себя в волосах. — Вот пройдет война и не будет колхозов, — произнесла она без всякой связи с прежним разговором. — Немцы во Всходах так говорят. Говорят, колхозам капут. Оно и правильно. Жизнь с колхозом невозможная. По сто грамм припадает на трудодень ржи, а вырабатывала я в году по двести трудодней. Как тут жить с двумя детьми? Одну картошку едим, и той не хватает. Немцы правильно говорят, что колхозам капут.

— Немцев мы скоро выгоним, — уверенно вставил лейтенант Коробов.

— Их и надо гнать, — охотно согласилась крестьянка, много они пленных замучали. В Дорогобуже, говорят, восемнадцать тысяч пленных — кого убили, кого голодом сморили. А все же насчет колхозов они правильно указывают. Вот у Аньки лежит лейтенант, он тоже так говорит.