Читать «После урожая» онлайн - страница 10

– А карандаш-то куда девал? – улыбаясь и, должно быть, что-нибудь зная про участь карандаша, спросил широкоплечий.

– А с карандашом, ничего, не очень плохо вышло!.. – с легкой улыбкой проговорил старик. – С карандашом вышло по-хорошему! Думал, думал я – куда мне карандаш? что мне с ним делать? Подарить какому-нибудь мальчишке жалко, все деньги ведь, продать – не покупают… Со старухой посоветоваться – совестно, да и что она поймет?.. Вот я и вспомни, что когда идешь на исповедь к святому причастию, так дьякон в книжку записывает имена, и за это ему деньги дают. Думаю: «Не возьмет ли он с нас со старухой вместо денег-то карандаш?» Подумав, пошел к нему. «Так и так, говорю, когда о посту будут исповедовать, не возьмете ли вот эту штучку за труды, а то денег у нас со старухой не будет?» Ну дьякон усмехнулся, говорит: «хорошо!» Так вот с карандашом-то хошь надумал я по-хорошему.

– Стало быть, теперь карандаш-то у дьякона?

– Ну это еще погодит! А как он его испишет да забудет? Карандаш у меня сохраняется в целости.

– Ловко ты, брат, с карандашом надумал! – сказал широкоплечий. – А ты вот чему подивись: уж, кажется, ты стар, а и тебя потянуло на уловку! И тебе захотелось, старому, какой-нибудь ловкий оборот сделать… Вот наш грех-то в чем!

– А господь-то и наказал, – сказал старик, – всех до единого наказал!

– Да ведь как эта самая подлость нас проняла всех! Как бы ты думал (широкоплечий обратился к моему вознице), Иван-то Мироныч ведь, кажется, тебе известный человек?

– Что ж? Человек ничего!

– Пошел он шапку покупать, и спрашивают с него шесть гривен, а у него двугривенный денег-то… Поглядел он шапки, померил, хорошо бы, а денег-то нет… Ну, стало быть, и идти надо домой… А он, однако, не идет. Стоял, стоял, смотрел, смотрел – не может отойти от шапки! Народу столпивши было довольно… Вот он постоял, постоял, да шапку-то под полу, и пошел… И пошел прямо зря, в поле… Идет да идет и сам не знает, что с ним делается… А бабенка какая-то увидала это дело и скажи хозяину: «Так и так!» Хозяин говорит: «Где он?» – «А вон идет!» Бросился хозяин, догнал его, остановил: «Давай шапку!» – «На!» – «Ты зачем украл?» – «Я так взял… там у тебя много!» – «Ну, – говорит хозяин, – судиться я с тобой не буду, а вот как поступлю». Взял этот самый картуз, свернул его в трубку, да самой этой трубкой-то козырьком – и ну Ивана-то Миронова в морду тыкать: «Я судиться с тобой, говорит, не буду, а ты подержи передо мной твою морду, так я тебе сделаю на память!» И сделал ему всю морду подобно как кисель, всю в кровь… Изуродовал и говорит: «Ну теперь ступай и помни, а шапку получи на память!» Так что ж Иван-то Миронов? Жаловаться, что ли, пошел? И не подумал. А идет по улице с разбитым лицом, а как встретится с кем, так и скажет: «Никогда не бери даром шапок! Я взял да и закаялся… Не велено брать шапок даром… Не берите, ребята!» Точно ополоумел… «От роду, говорит, этого со мною не было… А тут и сам не знаю, как… Не берите, ребята, чужого!» И вся рожа разбита… Да и сейчас, пожалуй, не очувствовался; как вором стал – не может понять!