Читать «Оживший страх» онлайн - страница 8

– Но тогда что же с точки зрения активных действий может считаться участием в войне, а что – неучастием? Это был следующий вопрос. – Он говорил медленно, снова возвращаясь мыслями к своим теориям тех лет, когда ему было двадцать с небольшим.

В то время он, да и не только он, а, наверно, и я не совсем четко уясняли себе, что такое современная тотальная война. Одно то, что он жил в Японии, делало его соучастником империалистической агрессии, если исходить из часто употребляемого марксистами положения – кто не протестует, тот соглашается. Не зная, как организовать антивоенное движение, и не имея мужества публиковать и распространять свои личные убеждения, он все же считал, что воздержание от панегириков войне лишь самое малое из того, что он может сделать. Пока Великая восточноазиатская война еще не началась, вопрос: отбывать ли трудовую повинность на военном заводе – еще не стал для него настоятельной проблемой. Однажды он рассказал мне о том, как жил один юноша в фашистской Италии. Этот юноша поклялся не делать ничего, что могло бы принести пользу фашистскому правительству, и бросил курить, потому что табак облагался налогом в пользу военного ведомства. Хоть мой друг и не мог бы поступить точно так, как этот юноша-итальянец, он решил взять за образец его действия. Сейчас это невольно мне вспомнилось.

Значит, для себя он решил, что, пока жив, он не станет способствовать войне. А пока о войне молчат, его совесть может быть спокойна, эти условия были необходимы для его душевного спокойствия, и ему очень хотелось, чтобы они были ему обеспечены.

Но что делать, если придет повестка? Его главная задача не совершать убийства, так что если он попадет на учения где-нибудь внутри страны, то это еще полбеды, да пусть даже его отправят па фронт, лишь бы не пришлось участвовать в сражении. Если ему повезет, он, возможно, вернется домой, ни разу и не побывав в бою. Так, в расчете на везение можно просуществовать определенное время, а если дойдет до того, что все же надо будет стрелять, тогда просто отказаться от этого. Такие мысли тоже приходили ему в голову.

Но по правде говоря, он с самого начала понимал, что единственно возможная для него форма отказа – это самоубийство. Поэтому самый верный способ поведения – жить до последней возможности, а за миг до крайнего момента покончить с собой; если же все пойдет хорошо, он уцелеет, вернется домой и станет жить дальше. Значит, можно спокойно отправляться в армию. Значит, можно.

Но, придя к этому выводу, он услышал, как внутренний голос кричит в его душе: «Нет!» Даже если он не будет участвовать в сражениях, ему не перенести армейскую жизнь. Не простит он себе и учений во имя той цели, что идет вразрез с его совестью. Военное обучение в студенческие годы, пожалуй, было просто детской игрой. А жизнь в армии ведет прямехонько к резне. К тому же, если их отправят на континент и он окажется неожиданно втянутым в сражение, кто знает, сможет ли он сразу же покончить с собой, если события застанут его врасплох?