Читать «Марш Турецкого» онлайн - страница 41

Но Кашин раскрыл куртку, показывая, что у него ничего нет, и поднял руки.

- Стойте где стоите. А я ухожу. И ее беру с собой. Одно движение стреляю. Мне терять нечего. Живым не возьмете!

Барон, утаскивая за собой беспомощную Ирину, рот которой был залеплен пластырем, а руки сзади скованы наручниками, стал продвигаться вдоль стены в дальний конец зала, где за прозрачной перегородкой темнело отверстие трубы с откинутой крышкой люка.

Все беспомощно застыли, словно в оцепенении, глядя на эту противоестественную сцену. Прозрачная стена разъехалась перед Бароном, и он шагнул вместе с Ириной за этот невидимый порог.

- Арсеньич! крикнул Никольский.

Кашин вдруг плавным движением повел рукой, и через миг на головы Барона и Ирины с потолка хлынул водопад. Неожиданный удар водной массы сбил их обоих с ног. Но водопад остановился так же мгновенно, как и возник. И сейчас же раздались оглушающие звуки выстрелов.

Держа револьвер обеими вытянутыми руками, Арсеньич всаживал в дергающееся тело Барона пулю за пулей, пока не опустел барабан. И только тогда бессильно опустил руки.

Турецкий кинулся к Ирине, лежащей ничком в луже воды. Поднял голову, сорвал рывком пластырь с лица и поднял ее на ноги. Но потрясение и удар воды были слишком сильны для нее, и она не могла стоять.

Слава вывернул карманы Барона, отыскал ключ от наручников, сунул в карман Турецкому его пистолет, снял с Ирины наручники и, подхватив ее на руки, понес к винтовой лестнице. Голова ее беспомощно свисала, а длинные пепельные волосы плавно раскачивались в такт его шагам.

Турецкий наконец повернулся к Никольскому и Кашину.

Кашин, держа за ствол свой револьвер, протянул его Турецкому и сказал:

- У меня есть разрешение…

- Я не сомневаюсь. Махнул рукой убери, мол.Пойдемте, Евгений Николаевич. Сейчас я пришлю сюда людей. Пусть его вынесут и посмотрят, что у вас тут вообще делается. Жаль… А я все-таки питал надежду… Ну что ж, давайте опять понятых.

Турецкий очнулся на второй день, 31 декабря, за два часа до наступления нового, 1993 года.

Ему, видно, только что сделали укол, от которого он и пришел в себя.

Он сразу понял, что находится в психушке, в "строгом" отделении: он ведь бывал и раньше здесь, по службе. Вся обстановка, антураж ему были известны, увидишь в жизни раз до смерти не забудешь. Чувствовал он себя хорошо, выспавшимся, отдохнувшим.

Укол действовал. Он успокаивал и как бы предлагал подумать трезво, осмотреться. Что с ним произошло? Какие-то куски, обрывки.

- Ну, как дела? спросил врач, склоняясь над ним. В руке врача был шприц на изготовку, шприц большой, наполненный, грамм этак на пятьдесят.

- Для лошади, что ль, приготовили? спросил, кивнув на шприц, Турецкий.

- Нет, не для лошади, ответил врач. Вы можете беседовать спокойно?

- Да, конечно.

Врач распрямился, отложил шприц в сторону, кивнул куда-то за спину Турецкому.

Из- за спины Турецкого возникли вдруг два дюжих санитара.

- Спасибо, вы свободны.

- Ну что, больной, поговорим? спросил врач, дождавшись ухода санитаров. Вы в состоянии, как сами-то считаете?