Читать «Сто двадцать километров до железной дороги» онлайн - страница 31

— Дубровский! — небрежно роняет эрудит Пивоваров.

— Парахин, какое это предложение?

Тема сегодняшнего урока — «Сложноподчиненное предложение», и Парахин догадывается:

— Сложноподчиненное.

— Где главное?

Парахин опять догадывается:

— «Читатель, вероятно, уже догадался…»

— Правильно. Скажи, на какой вопрос отвечает подчиненное?

Теперь мы оба — и Парахин и я — напрягаемся. Я жду, надеюсь, что он наконец ясно, точно заговорит, а он…

Жилы на его лбу вздуваются, в глазах появляется выражение затравленности.

— Можно, я еще подумаю?

— Хорошо, Парахин, думай.

В классе движение, подсказки. Пивоваров пишет пальцем в воздухе ответ и смотрит на меня. «Уж я-то знаю!» Я сочувственно киваю ему — умный человек умному человеку. Он успокаивается. Но все это идет мимо Парахина. Он не собирается ловить подсказки, он думает. И за это честное, тяжелое старание, за это желание сбросить наконец тяжесть, которая мешает ему думать, я готов возиться с ним целый день и еще много дней.

— Можно, я еще раз напишу на доске?

Парахин пишет, думает, страдальчески морщится, дует на пальцы, запачканные мелом, подправляет мокрой тряпкой хвостики запятых, укорачивает их, потом опять дорисовывает мелом. Кладет тряпку. Молчит.

— Ну что же ты? — говорю я. — Задай смысловой вопрос. Ну просто вопрос по смыслу…

— Ка… — неуверенно, словно нащупывая зыбкую дорогу, начинает Парахин, вопросительно смотрит мне в глаза и заканчивает упавшим голосом: — … кой?

Я молчу. Тогда Парахин осторожно нащупывает новый вопрос:

— Ка…кая? — Пауза. — За…чем?

Так вопрос за вопросом, и все мимо и мимо. Парахин краснеет, напряжение его достигает мыслимого предела. Я останавливаю его:

— Парахин, представь себе, сейчас вот поднимается Лигачева и спрашивает тебя. «Парахин, ты уже догадался?»

Надо видеть озаренное, счастливое лицо Парахина.

— О чем? — с облегчением и радостью говорит он.

6

С дедом Гришкой у нас что-то сдвинулось с мертвой точки. Мы не стали лучше понимать друг друга, но спорит со мной дед Гришка теперь чаще. Потому что смотрит на меня не так свысока.

В сентябре дед Гришка начал копать во дворе бассейн. (Местный бассейн — это узкий колодец, стенки и дно которого обмазываются цементом. В такой резервуар не проникает почвенная соленая вода, и из него в почву налитая вода не уходит.) Я решил ему помочь. Пришел после работы, взял лопату и тяжелую железку, похожую на ломик, — ломика я не нашел — и полез вниз копать. Копал я аккуратно, не торопясь, снял два шара, вытащил землю наверх и, довольный собой, отправился, проверять тетради. Я думал, дед Гришка обрадуется помощи, но он рассердился. Как всегда, из своей плотницкой он вернулся перед закатом, полез в колодец, выбрался оттуда и сказал мне:

— Ни, Андрий, ты мне не помогай.

— Почему? — удивился я.

Он не ответил. Лишь поздно вечером пояснил:

— Я сам. А ты мне стенку испортишь.

— Как хотите.

Я был обижен. Я твердо знал, что сделал свое дело хорошо. Во-первых, не бог весть какое это дело, во-вторых, копать-то мне не впервой, несколько лет не расставался с лопатой, натренировался. Я не подумал тогда сразу, что дед ревнует, но в тот же вечер он сам толкнул меня на эту странную мысль.