Читать «ТАУЭР» онлайн - страница 11

Нацумэ Сосэки

Мне почудилось даже, что из глубины этих стен доносятся стоны. Стонущие голоса приближаются, они слышны всё громче, постепенно превращаясь в зловещую песню, звучащую в ночном мраке. Я замечаю люк, ведущий в подземелье. Там, внизу, двое. Ветер, проникая сквозь щели в стенах, — не иначе как веет он из самой преисподней! — колеблет тусклый огонь масляного светильника, и в дрожащем свете его кажется, будто и без того мрачные, тёмные стены и закопчённый потолок вращаются, движутся… Песню, сначала едва слышную, несомненно поёт один из двух человек, находящихся в этом подвале. По локоть засучив рукава, он прижимает лезвие огромного топора к точильному камню. Ещё один топор валяется рядом, блестящее лезвие временами сверкает в неверном свете. Второй мужчина, скрестив руки на груди, глядит, как вращается точильный станок. Светильник освещает в профиль красноватое, заросшее бородой лицо, похожее на выпачканную в грязи морковь.

— Каждый день всё везут и везут новых людей… Если и дальше так пойдёт, то-то палач разбогатеет! — говорит бородатый.

— Да уж, точить топоры и то устанешь… На это знаешь сколько силы уходит!.. — отвечает тот, что пел песню. Это низенький человек, весь чёрный как сажа, глаза глубоко упрятаны под надбровные дуги.

— Вчера казнили красавицу… — с сожалением говорит бородатый.

— Да нет, лицом-то она хороша, да шейные позвонки чертовски твёрдые… По её милости видишь как лезвие зазубрилось… — отвечает точильщик и в сердцах ещё усерднее вращает точило.

Жик… жик… жик… — жужжит точило, и с шипением сыплются искры.

Тоской любви закалена,

Крепка у леди шея —

Топор притупим, но сполна

Потрудимся над нею, [21]

громко распевает точильщик.

В тишине слышно только жужжание точила. Ветер колеблет огонь светильника, высвечивая половину лица поющего. Лицо красное, как будто поверх копоти разлили киноварь.

— А завтра чья очередь? — спустя некоторое время спрашивает бородатый.

— Завтра та самая старуха… — равнодушно отвечает точильщик и напевает:

При жизни ветрена была,

Седины скрыв под хною,

А нынче кровь ей помогла

Расстаться с сединою!

Жик… жик… жик… — жужжит точило. Пичь… пичь… пичь… — летят искры.

— Ну, вот и готово! — с довольной ухмылкой говорит точильщик и, поднеся топор поближе к светильнику, осматривает лезвие.

— Одна старуха, больше никого? — снова спрашивает бородатый.

— Ну, а потом та самая…

— Бедняжка! Уже казнят? Жаль… — говорит бородач, и точильщик, глядя в потолок, бормочет:

— Жаль, конечно, да что поделаешь…

Внезапно разом исчезают и палачи, и светильник, и подземелье. Я снова в башне Бичем. Вдруг замечаю поблизости того самого мальчика, который хотел угостить воронов хлебом. И так же, как раньше, рядом с ним та самая женщина.

— Там нарисована собака! — удивлённо говорит мальчик, глядя на стену.