Читать «Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами)» онлайн - страница 92

- Поручик!

Но выстрела не последовало,- только сухой, короткий треск...

Уже подходили подводы.

- Песню!..- скомандовал ротный, когда подводы повернули на колонию Вальдгейм.

- Она, черт дери, красива как бес!

- Поручик Науменко увлекается!.. Господа, поздравим поручика Науменко с увлечением!.. Магарыч, поручик Науменко!.. Магарыч!..

Поручик Науменко стоял около печи и задорно улыбался. Из-за печи поднялась черная голова штабс-капитана Карнаоппулло.

- Но позвольте, господа, а вдруг она коммунистка?

- Коммунистка?.. Какая там к черту коммунистка!.. Самая обыкновенная б...! И ротный сплюнул.

Мы стояли в колонии Фриденсруэ уже второй день. И уже второй день спорили офицеры: отпустить "ее" с миром, отправить в штаб Туркулу или забрать с собою - "ведь хороша, стерва!.. А?".

А "она", Ада Борисовна,- та, вокруг и около которой кружились наши вечные споры, не выходила за двери веселого, желтого домика колонистки Шмитке, в котором поручик Ауэ наткнулся на нее в первый раз.

- ...Я сказала вам правду... Можете считать меня и коммунисткой или даже шпионкой, и, конечно, можете меня расстрелять...- говорила она собравшимся у ней офицерам, когда, заинтересованный, забежал к ней как-то вечером и я.- Я ни о чем вас просить не буду... О жизни?.. Менее всего!.. Я так устала!..- Пустив под потолок тонкое колечко голубого ленивого дыма, она прищурила черные глаза с черными же, точно надклеенными ресницами и, не опуская головы, повторила тем же спокойным и певучим голосом: - Так устала от вашей ве-ечной войны!..- К потолку поднялось новое колечко, нагнало уже расползающееся и поплыло рядом.- Я хотела пробраться в Феодосию или Севастополь... Вот и всё!.. И уехать оттуда... вот и всё!.. В Будапешт... Будапешт - моя вторая родина, господа... От России я отвыкла...

Кто-то засмеялся.

- Отвыкли?

- Не нравится, значит?

- А на сыпняк не хотите?..

- А на позиции?.. Сестрою?..

- Господа, или вы, или я! - Она вздохнула и на минуту замолчала, осторожно кладя догорающую папиросу на подоконник.- Ну вот...- улыбнулась.Теперь вы присмирели, и я могу продолжать... хотите?.. Моя биография? Ну вот... В Будапеште я танцевала у столиков наших веселых кабаре... Да, все это было!..- Она опять улыбнулась, уже совсем по-другому - одними глазами, вдруг сразу потерявшими блеск, и продолжала уже совсем тихо и еще более нараспев: - Кафе "Кристаль"... Огни... Я и ты... А потом... Потом...-голос ее задрожал,- в Москву... в вашу страшную Москву!..- Вдруг она подняла брови.- Простите, господа, я, кажется, забылась?..- И, сохраняя обиженное лицо, опять выровняла голос:-Да!., в Москву, значит... В вашу страшную Москву!.. В Москве его расстреляли... Того, кого я любила и кто зачем-то снова увез меня в Россию... Можете, впрочем, здесь расстрелять меня!

И, вздохнув, она отвернулась к окну и положила на подоконник руки. Короткие рукава еще более оттянулись назад и почти до плеч обнажили ее руки.

Офицеры молчали, жадно поглядывая то на ее руки, то друг на друга нетерпеливо и враждебно. Каждый хотел, чтоб вышли другие, но никто из хаты не выходил.