Читать «Сумма одиночества» онлайн - страница 25

Поэту нечего сказать об Иуде такого, чего не знал бы читатель, и он ограничивается сухой констатацией факта: предатель получает по заслугам. Что и предполагалось и в чем никто не сомневался. Читатель воспринимает эти сведения после знакомства со всеми обитателями геенны, поэтому муки Иуды для него - это итог и сумма наказаний, апофеоз безысходности. Здесь, на самом дне Ада, царит безмолвие, нарушаемое лишь шумом крыльев дьявола. Мучительное безмолвие - антитеза творящему Слову. Знатоки утверждают, что тягучий - для славянского уха - одиннадцатисложник итальянского оригинала усиливает этот эффект.

Данте наверняка были хорошо известны апокрифические, легендарные сочинения о жизни Иуды, во множестве ходившие среди его современников. Апокрифы удовлетворяли интерес верующих к деталям биографий Иисуса и Крестителя, Марии и апостолов, наконец Иуды Искариота. Отрешенные сочинения способствовали утверждению в сознании людей некоторых устойчивых клише, что было важно и полезно для находившейся в процессе становления христианской культуры.

Потому-то Церковь и относилась к апокрифической литературе более или менее терпимо, а какие-то произведения рекомендовала для "домашнего пользования".

Именно в средние века сложились стереотипы, закрепившиеся в словосочетаниях "иудин поцелуй", "иудино дерево", "иудин грех". И именно в те времена евреев стали называть "иудиным племенем", но уже не во славу Иуды - четвертого сына Иакова от Лии (а этот Иуда и является эпонимом иудеев), а во имя Иуды Искариота, Предателя и Палача.

Во втором - четвертом веках по Р. Х. актуальнейшей проблемой для лидеров христианских общин стал поиск взаимопонимания, а возможно, и союза с римской властью, в связи с чем были предприняты попытки оправдания Понтия Пилата, представителя этой власти в Иудее. Важно это было и для самих верующих, жаждавших покончить со своей "второсортностью": римлянин не мог не признать мессию, которого признали все, кроме "слепцов" иудеев. Тогда-то и возникли апокрифические донесение прокуратора Пилата императору Тиберию, "Письмо Пилата императору Клавдию" и евангелие Никодима, которое правильнее было бы назвать евангелием фанатичного антисемитизма. Автор этого евангелия не только нарисовал образ благожелательно расположенного к Христу прокуратора, но и заставил римские военные знамена, которые держали легионеры, склониться пред Иисусом, когда того вели на допрос. Все эти сочинения не были признаны Церковью богодухновенными, однако они сформировали метод и прочертили путь, на который впоследствии нет-нет да и ступала нога неофита. Не так уж и давно русские читатели встретились на этом пути с романом Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита", в котором образ Пилата скроен по рецептам третьего века по Р. Х.

с поправкой на психологизм фельетонной эпохи. Не исключено, что классик литературы для подростков познакомился с "методом" Никодима по книге профессора Сергея Жебелева "Евангелия канонические и апокрифические", вышедшей в Петрограде в 1919 году.