Читать «Разговоры беженцев» онлайн - страница 2

Коренастый. Не такая уж это увлекательная тема, чтобы мне не хотелось с ней расставаться. Я только удивляюсь, что они именно сейчас занялись такой тщательной инвентаризацией и регистрацией людей, как будто они боятся, что кто-нибудь вдруг потеряется; в других отношениях они ведут себя совсем не так. Но им, видите ли, вдруг понадобилось совершенно точно знать, что ты это ты, а не кто-нибудь другой; будто не все равно, кого они уморят голодом.

Высокий и полный (поднялся, поклонился). Циффель, физик.

Коренастый (видимо, раздумывал, следует ли ему тоже встать, однако проявил выдержку, остался сидеть и пробурчал). Зовите меня Калле, этого достаточно.

Циффель (сел и, прежде чем снова заговорить, с явным неудовольствием затянулся сигарой, по поводу которой уже высказал несколько критических замечаний). Забота о человеке в последние годы очень возросла, особенно во вновь возникших государственных формациях. Это вам не то, что прежде, - о людях заботится государство. Великие личности, которые вдруг объявились в разных концах Европы, питают большой интерес к людям. Народу им надо много, на них людей не напасешься. Сначала все ломали голову, почему фюрер собирает жителей с окраин страны и перевозит их в центр Германии. Только теперь, во время войны, это стало понятно: расход в людях у него немалый, вот ему и нужна целая прорва. Теперь насчет паспортов: они существуют главным образом для порядка. В такое время порядок абсолютно необходим. Допустим, что мы с вами разгуливаем свободно без удостоверений личности и нас нельзя найти, чтобы отсюда спровадить. Разве это порядок? Вот вы говорили о хирурге. Хирургия процветает лишь потому, что хирург точно знает, где у человека что расположено, например слепая кишка. Если бы она без ведома хирурга могла перебраться в голову или там в колено, ее резекция представила бы известные трудности. Это вам подтвердит каждый, кто любит порядок.

Калле. Самым заядлым любителем порядка, какого я только встречал, был некий Шифингер в лагере Дахау, эсэсовец. О нем рассказывали, что своей любовнице он позволяет вилять задом только в субботу, да и то только вечером. Он не терпел даже, когда это получалось у нее случайно. В ресторане она не смела ставить бутылку лимонада мокрым донышком на стол. Когда он хлестал нас плеткой, он работал с такой филигранной точностью, что рубцы, ложившиеся нам на спину, были строго определенной ширины, хоть миллиметровой линейкой проверяй. Любовь к порядку была у него в крови, и он предпочел бы вовсе нас не пороть, чем пороть как попало.

Циффель. Это очень важное обстоятельство. Нигде так не следят за порядком, как в тюрьме и на военной службе. Это давно вошло в поговорку. Генерал, доложивший императору Наполеону в семидесятом году, перед началом войны, что армия готова вплоть до последней пуговицы, правильно выразил бы степень готовности, если бы это было правдой. Все дело именно в последней пуговице. Каждая пуговица должна быть на учете. Последняя пуговица обеспечивает победу в войне. Последняя капля крови тоже, конечно, имеет значение, но не в той мере, в какой важна последняя пуговица. Именно порядок позволяет выиграть войну. В отношении крови нельзя соблюдать такой же порядок, как в отношении пуговиц. Пролита ли уже последняя капля крови - об этом в штабе никогда не знают с такой же точностью, с какой там все знают о пуговицах.