Читать «Разве бывают такие груши (рассказы)» онлайн - страница 64

1996

Я люблю свое дело

Я люблю свое дело, своего полулегального монстрика на глиняных ножках, иногда выплевывающего денежки, иногда упрямо сжимающего челюсти, и тогда я должна суетиться вокруг, уговаривать, подкармливать, оживлять, развлекать, пока наградой не будет шелест купюр.

Зарабатывать деньги - что может быть привлекательнее, когда из двух-трех комбинаций рождаются бумажки, которые раньше можно было уныло пересчитывать лишь в казенном окне, иногда в грязи найти на улице или, изловчившись, подковырнуть ногтем монетку у поручня в метро.

Каждый день я раскладываю пестрый пасьянс из переговоров, звонков, сваливающихся на голову или, наоборот, бесследно исчезающих в никуда клиентов, и в том, что этот пасьянс, в конце концов, сходится, я вижу высший промысел, целиком ему отдаюсь, и никогда не забываю, что глиняные ножки могут в любой момент подломиться.

Но как замечательно тратить деньги сначала сдуру, неизвестно на что, думая, что шальные, потом, войдя во вкус, тратить с чувством и толком, понимая прелесть не необходимых мелочей, прелесть комфорта, обустройства, когда приколотые булавками к ободранным обоям рисунки начинают выводить из себя, позарез нужны делаются рамки, и пастельные тона, и соответствие всего всему.

И манит, выпирая со всех сторон, такая осязаемая, притягательно-доступная материальная сторона жизни с ее обертками, диванами и автомобилями, и поимевший многое кажется познавшим все, и хочется разгадать его многозначительность, развенчать ореол, но сделать это по-настоящему можно, когда и вокруг тебя замерцает такой же.

А жизнь, запечатленная в цветных фотографиях, полна красок и соблазнов - чужие города, ослепительное солнце, белозубые улыбки, отблески заката в тенистом саду, огонь очага, свечи на овальном столе, мягкая английская речь.

И все это вместе сливается в яркий суматошный хоровод, в котором мешанина мелочей, впечатлений, забот заставляет крутиться в голове сразу с десяток мыслей, голова переполняется до того, что чайник с кипятком машинально ставится в холодильник, взгляд не задерживается ни на чем дольше секунды, при встречах не задается вопрос: "Как дела?", потому что все равно не интересно, да и некогда.

И делаются не нужны люди - никуда, конечно, не денешься от докуки с родственниками - хорошо если бы все они поуезжали куда-нибудь подальше, - но совсем уже не вписываются праздные излияния друзей - содержимое их душ не нужно винтику хорошо отлаженного механизма.

И в этой ежедневной путанице, в этом возвратно-поступательном движении от одного этапа к другому уже так редко вспоминаются черно-белые вечера после тусклых детерминированных дней, старый письменный стол, отрешенность в стремлении перевести неуловимое в слова, бескорыстное ликование при удаче.

Ящик давно закрыт, а ключ выкинут, неведомая сила несет прочь, пока не ясно куда. Будь здоров, приноси чистогана побольше, мой монстрик, мое сегодня!

1995

Я слушаю...

Они говорят, я слушаю, слушаю, слушаю... Они говорят мне, как они живут, какие у них планы, мечты и настроения. Они рассказывают мне о своих детях, родителях и друзьях, о том, как живут их дети, родители и друзья, и какое у всех у них настроение. Они рассказывают мне также о каких-то и вовсе неизвестных мне людях, и я слушаю о планах, мечтах и настроениях тех людей, и мне кажется, что мир перенаселен и перенасыщен эмоциями, а я, как специальный компьютер или громоотвод, должна обеспечивать отток этого переизбытка, не то они все лопнут от переполнения или посходят с ума, и никто не интересуется, что происходит при этом с моей головою.