Читать «Ночное следствие» онлайн - страница 7

Казимеж Блахий

Вы можете спросить, как случилось, что буквально через час после встречи на мосту Хартманша отдалась молодому человеку на своем вдовьем ложе? Я повторяю, этот портрет фальшивый, его намалевали через двести лет после смерти Анны Хартман, когда уже никто не помнил, как она выглядела. Но Матеуш - настоящий. Вы только посмотрите на эту дерзкую физиономию, на глазищи, напоминающие притушенные угли, на эти цепкие руки, заткнутые за пояс. Его портрет, как я уже вам говорил, написан примерно в тысяча пятисотом году, трудно разобрать точную дату. Анне Хартман, secundo voto Colbatz, как обычно в те времена писали немцы, было тогда уже лет пятьдесят, если не пятьдесят пять, а Матеушу - тридцать восемь. Теперь в нем не узнаешь того парня с моста, и можно отпустить вдове ее грехи. Возможно, она сопротивлялась, но в ней вспыхнуло нечто куда более сильное, нежели добродетель, взлелеянная католическим воспитанием в Мерсебурге. И она уступила. Хотя, мне кажется, первая захотела она, а не он. Наверное, на нее удручающе подействовал и опустевший дом, и лежавшие прямо на улицах трупы, которые подбирали монахи, и холодная белизна одинокого ложа, и звуки колоколов, возвещавших конец эпидемии. О том, что было утром, она не написала. Хотя все поля ее библии, которую я разыскал в стокгольмском архиве, пестрят острым готическим почерком.

Потом она родила сына, которого назвали Иоганном и нарекли уже онемеченной фамилией - Кольбатц, даже не Kolbatz, а Colbatz. Я хочу заметить, что Матеушу тогда шел девятнадцатый год, и он на средства своей любовницы, а позже жены окончил немецкую школу при монастыре ордена «Серых братьев». И так записано в его свидетельстве: «Матеус Кольбатц из поморских славян считает и пишет изрядно, равно и немецкую речь знает отменно, к великому удовольствию всех отцов учителей, которые на средства Анны Хартман, купчихи, его двенадцать месяцев под своей опекой держали».

Тот, второй, слева - Иоганн Кольбатц. Еще не «фон», еще не барон, но уже господин! Кружева фламандские, стилет итальянский, башмаки из шкуры лося - такие как раз тогда носили в Англии. Наверное, он купил их там во время своего первого путешествия, в которое его снарядил отец.

…Скрежещущий протяжный звук. Я едва могу поднять голову: под веками словно песок насыпан. Снова скрежещущий звук! А, это доктор Бакула провел ногтем по позолоченной раме портрета Иоганна Кольбатца, сына Анны Хартман и Матеуша из Колбача…

Открывается дверь, и тихо входит поручик Домбал. Бакула - я это вижу - не сводит глаз с рук офицера, который передает мне бумажный сверток и удаляется, не сказав ни слова. Сквозь бумагу можно прощупать несколько маленьких ключиков.

- Что-нибудь уже известно? - спрашивает Бакула. Он все еще стоит у портрета, опершись о раму, а его пальцы выбивают на ней нервную дробь.

- Нет, пан доктор, еще ничего не известно, - говорю я спокойно и знаю, что Бакула мне не верит. Он отдергивает руку от портрета, словно обжегшись, и отряхивает несуществующую пыль с лацканов своего пиджака. Хранитель сконфужен как мальчик, которого застали за подслушиванием разговора взрослых.