Читать «Аргус-12» онлайн - страница 2
Аскольд Якубовский
Я пошел.
За нами двинулись собаки.
Мы сошли вниз с площадки - теперь на ней стояла только ракета. На носу ее, метрах в двадцати пяти или тридцати над землей, горела старт-лампа. Красные отблески ее стекали с ракеты в водяных струях.
Завыли стартеры. Их вой был пронзителен и тосклив. Стотонная ракетная лодка выла и стонала, стонала, стонала. Такого переизбытка тоски я даже не смог бы вместить в себя.
Ракета стояла среди голубых столбов света, стонала и выла. Казалось, она звала кого-то, звала подругу, чтобы только не быть одной.
Люцифер стих перед этим железным воем. Никто здесь не мог тосковать и кричать так страшно. И я впервые думал о металле с состраданием, как о живом.
Боль и усталость металла... Я понял их. Я вспоминал железные скрипы перегруженных ракет, плач металла под прессом, стоны конструкций. Разве боль не может обжигать молекулы самого прочного металла?
"А ну, кончай жалобы, ударь кулаком!.. Грохни!" - приказывал я ракете. Включили двигатели. Люцифер затрясся под нашими ногами от их работы.
Собаки прижались к нам.
Шлюпка выпустила раскаленные газы. На их белом и широком столбе она приподнялась и неохотно, туго вошла в воздух.
Замерла, повиснув, словно раздумывая, лететь или остаться.
И вдруг рванулась и унеслась. А мы остались внизу, опаленные сухим жаром.
Мох, сумевший вырасти среди плит старт-площадки, горел.
Грохот шлюпки умирал в небе. Теперь ей надо идти на орбиту, к шлюзам "Персея": там будет их встреча, там кончится ее одиночество. А мое?
Я долго ничего не слышал, кроме застрявшего в ушах грохота шлюпки. Наконец стали пробиваться обычные звуки: рев моута, лязг панцирей собак, пробные крики ночников.
Испустив крик, они притаивались, проверяли, нет ли опасности. Я услышал дождь, вдруг припустивший. Прожекторы гасли один за другим. И ударил хор ночников.
Они пели, свистали, орали, били себя в щеки - словно в барабаны.
Они квакали, трубили в трубы, визжали, гремели в железные листы.
Звуки нарастали, становились нестерпимыми для слуха ультразвуками.
Я зажал уши. Собаки зарычали. Тим выругался и выстрелил вверх. От вспышки и грохота выстрела ночники притихли.
- У меня что-то с нервами, - сказал мне Тим и лязгнул затвором ружья.
- Пойдем домой, - предложил я. - Я тоже устал.
- Еще бы не устать, - сказал Тим. - Ого! Теперь с месяц ты будешь как вареный. Ног не потянешь. Еще бы, могу себе представить. Конечно, устал... Здравствуй, красавец!
Он включил наствольный фонарь. Свет его уперся в морду моута.
Тот стоял, положив ее на тропу и раскрыв пасть, широкую, как ворота. Его глаза были склеротически красные, подглазья обвисли большими мешками и подергивались, слизистая рта белесая и складчатая.
По коже его ползали белые ночники. Тогда я включил свет вдоль дороги от старт-площадки к дому. Посаженные тесно, как грибы, вспыхнули лампы. Ярко. Моут шарахнулся. В темноте затрещало сломленное им дерево и стало медленно падать. Вот ударилось, захрустело ветками, легло...