Читать «Линтенька» онлайн - страница 6

Знаменитостей меньшего ранга Полина на фото не опознала. Впрочем, вот. Бард Больский…

Хотя посвящения адресовались хозяйке дома, знаменитости были знакомыми, скорей, Бориса, с которым Ляля сосуществовала в качестве domestic partner – домашнего партнера.Впервые от Ляли Полина услышала такой американский термин для определения сожительства. Мечтая оставить свое имя на скрижалях, Борис (для снижения Ляля ударяла на “о”), что-то писал, но больше читал, а в основном тянул, как большинство в Америке, компьютерную лямку. На его бурлацкие деньги или нет, но Ляля била баклуши, предаваясь этому намного откровенней, чем Полина (все же сдавшая два курса психологии). При этом Ляля была в курсе всего происходящего не только на Восточном побережье Соединенных Штатов – захолустья, где вынуждена жить – но и в давно оставленной Москве, которая для нее превратилась в центр мироздания.

– А что же Максик? – Ляля чмокает ее мимо, по-парижски.– Всё никак не долетит?

– Билетов не достал.

– Кто, Уж?С его-то связями?

Полина, которой не нравилось, когда мужа называли бизнес-кличкой, пожимает плечами.

– Конечно, – подхватывает Ляля, по-своему толкуя жест неопределенности, – там все сейчас так непредвидимо. Что ты хочешь? Черный передел. Железный питерский чекизм так разворачивается в марше, что Москва, которую мы знали, заплывшая от жира! вполне может дрогнуть и начать сдавать своих людей. Что вообще ему там надо? С такими отступными лично я бы только в Лас-Вегас.

– Какими отступными?

– Но ему же халдеи предложили миллионы. Ау, Полина? Ты со мной?

– Он не игрок.

– Ага! А то не знаем Макса. Но отступные он хоть взял? Или полез в бутылку?

Оставалось хлопать ресницами, как кукла Барби.

Не только Лялей, но и прочим новогодним обществом, которое просто не могло поверить, что жена Ужане в теме, было истолковано, что Полина “держит удар”, делая бодрую мину при плохой игре, а из доносящихся обрывков получалось, что игра не просто паршивая: нет больше никакой игры. Удален из состава. Аутсайдер. Можно только гадать, кто под него пилил, оттуда ли, отсюда, но факт налицо, что завалили.

Рухнул.

Обсуждение главной новости уходящего года смолкало, когда Ляля вводила ее в круг: “Знакомьтесь! Мисс Москва!”

“О-о?” – люди делали глаза, на что Полина отвечала:

“Шутка…”

Давно американцы, и в этом качестве по своему опыту не могущие не знать, что за каждым дауном есть ап, люди держались cool. Но на дистанции. Не то что остракизм, не то чтобы неприкасаема, но словно бы она была простужена. На всякий случай.

Чтобы не передался вирус лузерства.

И только Ляля, как ни старалась, скрыть не могла – нет, не нормального удовлетворения от того, что рухнул кто-то, посягнувший на нечто, тогда как средне-обычные твои дела, как шли, так и идут. Ляля наслаждалась. Садистски. Упивалась просто унижением. Настроение приподнятое, интеллект обострен, в лихорадочных взглядах, бросаемых на Полину и Никиту, одевшегося на русский праздник, как американский олух с фермы, читается исконно-русское: “Вот так! Из князи – в грязи”.