Читать «В двух шагах от дома» онлайн - страница 4

Эдуард Григорьевич Бабаев

А он повторял с восхищением:

— Рокировка на правый борт!

Тётя Тоня была в молодости замечательная красавица.

— Жаль, что я в шахматы играть не умела, — сказала она, взглянув на морского капитана.

VIII

Фрунзе был одноэтажный город.

Редко когда пройдёт по улице грузовик или легковая машина.

Гораздо чаще встречались повозки, запряжённые лошадками, осликами или даже верблюдами.

Было очень жарко.

В тени деревьев воздух был неподвижен.

После поезда это чувствовалось особенно сильно.

Всё как-то сразу остановилось.

Мне было даже немного обидно, что Адамовы и Шубин уехали, а я остался.

Однако мне тоже нужно было уезжать.

А для того чтобы продолжать свой путь, я должен был найти автомобильный батальон, как мне объяснил отец.

У меня был записан адрес и даже было письмо к майору Шалаеву.

Но когда идёшь один по городу, а на каждом углу продают мороженое, забываешь о времени.

Найти автобат было нетрудно.

Трудно было удержаться и не заглянуть на стадион, где шёл футбольный матч между двумя неизвестными командами.

Игра была горячая.

Футболисты в красных и синих полосатых майках толпились в центре поля.

А в воротах синих голкипер ел мороженое. Он расхаживал от штанги к штанге, поправлял сетку и крутил на языке круглые вафельки.

Неподалёку от ворот стоял мороженщик с кадушкой на голове.

Такого матча я никогда не видал.

Судья бегал по полю с мокрым полотенцем на голове.

Очень уж было жарко.

А когда к вечеру я добрался до автобата, майор Шалаев мне сказал:

— На перевале снег!

IX

Машины вышли поздно вечером.

Больших огней не зажигали, фары не слепили глаза, только мелькали красные сигналы на впереди идущих грузовиках.

Я ехал с двумя бойцами в кузове второй машины.

Машина была тяжело нагружена, и только для сопровождающих оставалось место возле кабины.

Здесь было хорошо, не так ветрено и не так шумно.

Мне выдали валенки, шинель и суконный шлем.

Впереди был перевал.

Один из бойцов был новобранец, и он рассказывал всё про Москву, где он жил и учился, когда его призвали в армию. Звали его Чугуев.

И так он хорошо про Москву рассказывал, что я вдруг вспомнил, как в окружном театре у Адамова в пьесе «Падь серебряная» пели:

Письмо в Москву, в далёкую столицу, В которой я ни разу не бывал…

Чугуев рассказывал, как он поступал в художественное училище. На экзамене всем было предложено нарисовать лошадь по памяти. И он нарисовал не вообще лошадь, а ту самую вихрастую лошадку, которую видел в детстве на метеостанции, где служил его отец.

В приёмной комиссии был в тот день знаменитый художник Самокиш.

«А как зовут эту славную лошадку?» — спросил он.

Угадал сразу, что лошадка на рисунке настоящая, а не выдуманная, хотя и нарисована по памяти.

— Ну и как же её звали? — спросил второй солдат сверхсрочной службы по имени Андрей Анисимович.

— А лошадку мою звали просто Зойка! — сказал Чугуев и загрустил.

На экзамене в художественное училище надо было ещё нарисовать гипсовую голову старика в локонах с натуры. С этим вторым заданием Чугуев не справился и в художественное училище не попал.

X

Машины поднимались всё выше в горы. Моторы сосредоточенно ревели на подъёмах, колёса выбрасывали в стороны щебень, оседали на ухабах.