Читать «В полярные льды за "Италией"» онлайн - страница 29
Николай Николаевич Шпанов
- Ну, имя, понимаете. Вот я- Анатолий. Вот он- Николай, а вас как?
- А-а, Филиппо, Филиппо Цаппи, капитан ди-корветта Филиппо Цаппи.
- Значит, Филипп.
Цаппи недоуменно кивает головой.
- А отца вашего как звали? Не понимаете? Ну, имя ваш отец, ваш папа, папус.
- Папус? Что есть папус?
- Ну, папус- это мой старик, вот такой- с бородой, а вы- его сын. Вот, если я Анатолий, а мой папус Иван, значит я Анатолий Иванович.
- Ага, понимаю, миа падре? Пьетро. Пьетро Цаппи. Дворянин и кавалер Пьетро Цаппи.
- Ну, вот и отлично, по-нашему Петр. И выходите вы Филипп, а по батюшке Петрович.
Щукин наставляет указательный палец на грудь Цаппи и убедительно повторяет несколько раз: Филипп Петрович, Филипп Петрович.
- А я для вас больше не Щукин и не Сукин, а Анатолий Иванович.
Щукин полностью удовлетворен. С этого момента в отношениях Щукина с Цаппи устанавливается строгая корректность. Один из них с этих пор называется Филиппом Петровичем, а другой- Анной Ивановной. "Анатолий Иванович"- не под силу Цаппи, и он упростил это сложное имя до "Анны Ивановны". Но Анатоликус не в претензии. Детали его трогают мало. Ему важен принцип равенства с Цаппи.
Пока у Анатоликуса происходит препирательство с Цаппи, на верхней койке проснулся капитан Вильери. Как и все члены его группы, он совершенно здоров. Только по ночам его и Трояни треплет легкая лихорадка. Вильери протягивает руку и просит пить. Щукин дает ему большую эмалированную кружку с водой, подкрашенной клюквенным экстрактом. Но Вильери пренебрежительно отталкивает кружку и обращается ко мне:
- Скажите ему, чтобы дал мне стакан. Он всегда сует мне эту отвратительную кружку. Я не могу пить из железной посуды.
Вильери не может пить из эмалированной кружки. А ведь он провел два месяца на льду, где черпал талую воду ладонью со льдины, по которой ходил! Мне делается не по себе в лазарете и, воспользовавшись тем, что Щукин отправляется на поиски фаянсовой чашки для Вильери, я удираю в кают-компанию. Там я застаю странную картину. Взволнованный Жюдичи об'ясняет кому-то из корабельного начальства, что Цаппи крайне взволнован тем, что к нему в лазарет положили Чечиони. Чечиони- солдат. В Италии не принято, чтобы солдаты лежали в одном лазарете с офицерами. Чечиони можно перевести в какое-нибудь из матросских помещений.
- Позвольте, но ведь Чечиони же болен: у него сломана нога. В лазарете у него под рукой санитар и в любой момент врач. Жюдичи растерянно разводит руками:
- Ну, я не знаю. Меня просили вам передать, что офицерам, особенно Цаппи, присутствие Чечиони неприятно.
Наше начальство недоуменно пожимает плечами, и через десять минут Чечиони переводят в отдельную удобную каюту.
Вместе с Чечиони покидает лазарет и унтер-офицер Бьяджи, радист. Бьяджи не стал дожидаться, пока господа офицеры попросят его выселиться из лазарета, и удобно устроился на диване кают-компании, в углу, где отгородили ему занавеской.
Здесь у него, за занавеской, образовался с этого дня радиоклуб. Кабанов из "Комсомолки", Юдихин, Бакулин и Добровольский стали постоянными гостями этого угла. Целыми днями доносятся оттуда слова какого-то международного жаргона, на котором четыре человека, знающие в общей сложности не больше четырех иностранных слов, умудряются переговорить о тысяче интереснейших вещей.