Читать «Ошибка мертвого жокея» онлайн - страница 3
Ирвин Шоу
- Шшш, - решительно остановил ее Барбер. - Нет такой американки, которая не нашла бы, на что потратить в Париже пять mille. Тем более в такой день.
Морин вздохнула, положила купюру с записную книжку.
- Мне так неудобно брать у тебя деньги, Ллойд.
Барбер поцеловал ее в лоб.
- В память о нашей далекой безоблачной юности, - он убрал бумажник с пятнадцатью тысячами франков, которые, так уж выходило на тот момент, предстояло растянуть до конца его дней. - Джимми мне их вернет.
- Ты думаешь, он в порядке? - Морин стояла вплотную.
- Разумеется, - легко и непринужденно солгал Ллойд. - Волноваться не о чем. Я позвоню завтра. И он, скорее всего, снимет трубку и будет дуться на меня за то, что я подкатываюсь к его жене, пока он в отъезде.
- Это точно, - Морин выдавила из себя робкую улыбку. Открыла дверь, вышла на дождливую улицу, чтобы забрать детей, оставленных на ленч у подруги.
Барбер вернулся в номер, снял трубку, подождал, пока старик подключит телефон. На полу стояли два открытых чемодана с наваленными в них рубашкам: в ящиках маленького комода места не хватало. На самом комоде лежали просроченный счет от портного, письмо от бывшей жены из НьюЙорка, которая нашла на дне чемодана его армейский револьвер и спрашивала, что теперь ей с ним делать, письмо от матери, в котором та предлагала ему бросить дурить, вернуться домой и найти постоянную работу, письмо от женщины, совершенно ему безразличной, приглашавшей его на виллу близь Эзе, где красиво и тепло и в доме не хватает только мужчины, письмо от парня, который во время войны летал с ним стрелком, пребывал в уверенности, что Барбер спас ему жизнь, когда его ранили в живот над Палермо, и, как ни странно, после демобилизации написал книгу. А теперь как минимум раз в месяц присылал Барберу длинные письма. Не письма - эссе. Странный, конечно, парень, пусть и стрелком он был неплохим, которого в нынешней жизни заботило только одно: оправдывают ли он и дорогие ему люди, к ним он, разумеется, относил и Барбера, изза тех самых восьми минут над Палермо, надежды, которые возлагались на них в те не столь уж далекие годы. "Наше поколение в опасности, - указывалось в лежащем на комоде письмо. - И опасность эта - комплекс неполноценности. Мы слишком рано испытали самые острые переживания в нашей жизни. Наша любовь обернулась добрым отношением, ненависть - неприязнью, отчаяние - меланхолией, страсть предпочтением. Мы смирились с жизнью послушных карликов в короткой, но фатальной интермедии".
Письмо ввергло Барбера в депрессию и он на него не ответил. Такими мыслями его от души потчевали французы. И ему бы хотелось, чтобы эксстрелок не писал ему вовсе или затрагивал другие темы. Не ответил Барбер и бывшей жене, потому что уехал в Европу, чтобы забыть о ней. Не ответил матери, потому что боялся, что правота на ее стороне. И он не собирался ехать в Эзе, потому что, несмотря на крайне стесненные обстоятельства, пока еще не торговал собой.
Зеркало над комодом украшала подсунутая под раму фотография, сделанная прошлым летом. Он и Джимми Ричардсон стояли на пляже. Ричардсоны на лето снимали коттедж в Довиле, и Барбер провел с ними пару уикэндов. Джимми Ричардсон тоже прикипел к Барберу во время войны. Почемуто к нему всегда тянуло людей, к общению с которыми он не стремился. "Люди липнут к тебе, както заявила Барберу рассердившаяся на него женщина, - потому что ты прирожденный лицемер. Как только ктото входит в комнату, ты ловко изображаешь радость и уверенность в себе".