Читать «Осквернители (Тени пустыни - 1)» онлайн - страница 3
Михаил Иванович Шевердин
Дорогой брат мой Зуфар, сколько мук претерпел ты и в ледяной Аму-Дарье, и на персидском соляном кладбище, и от рук полицейских и жандармов. Сам меднобокий Рустем и многострадальный Сиявуш не испытали ничего подобного. Полагайся я только на помощь всемогущего, никогда Зуфар не вырвался бы из когтей трехликого араба Ибн-Салмана и не провел бы за нос инглиза Анко Хамбера, который всю жизнь искал дохлого осла, чтобы украсть у него подковы. О аллах!
Опять аллах! Что значит привычка, загнанная в наше тело учителем-муллой мактаба при посредстве длинной палки, которой он изрядно поколачивал нас по некоторым местам нашего тела.
Не аллах, а я сам, ничтожный, благодаря заостренности своего ума и врожденной расчетливости, сумел пройти через огонь пожара бедствий и водовороты реки жизни и вырваться из клыков льва событий. Сумел я пройти тропами случая и остаться с невыдерганной бородой и чистым лицом. И ныне наслаждаюсь заслуженным кейфом и ежевечерне благодушно посматриваю, сидя на глиняной завалинке, на улицу родной махалли Юнучка-арык и...
Ты, читатель, уже понял из моих немногословных рассуждений, что краткость - сестра мудрости. О, я не поэт, слово которого украшено завитушками, а всего лишь смертный, измаравший листки школьной тетрадки, за что, конечно, мне сделает нагоняй Шафокат. Да, наступили странные времена, когда почтенный отец трепещет под взглядом дочки... Но что сделано, то сделано. Тетрадка исписана насталиком*. Плевка не вернешь на лету, а слова не воротишь с бумаги.
_______________
* Н а с т а л и к - один из видов каллиграфического почерка
арабской письменности.
Но пальцы одеревенели, а история не тронулась с места. И все потому, что язык похож на собаку. Собака рыщет впереди хозяина, а язык впереди ума.
Однако ноздри уже обоняют приятные запахи котла.
СТИХ:
Вода и соль! Да, тут работа воды и огня.
Вот как тонко сказал поэт Абу Нафас о похлебке. Но в доме Алаярбека Даниарбека похлебка варится не из воды и не на огне. У нас похлебка кипит от языка матери наших детей многоречивой Гульчехры (мы не сказали "болтливой", о благосклонный к кающимся!). Я слышу, Гульчехра раскричалась в своем эмирате, название которого кухня. С перепугу даже моя перепелка трепещет в рукаве халата. Лев рыкает, а верблюд дерет глотку. Сколько шума из-за пустяка! Нашей супруге подавай сорт риса "кзыл арпа", прославленный у нас в Зеравшанской долине, а я купил в кооперативе белый рис. Да стану я жертвой женского языка! Огонь рождает пепел, а брань даже дыма не оставляет. Известно, жвачка человека - его слова.
Супруга стоит на пороге кухни, и в руке ее меч - железный половник. Разве не похожа возлюбленная моя супруга на Керим-хана, заслужившего кровавыми деяниями прозвище Великий Убийца? Почему, о Кроткий, ты вложил в столь соблазнительное тело гурии нрав филина?