Читать «Скандал в семействе Уопшотов» онлайн - страница 31

Джон Чивер

Джонсон в одной рубашке и кальсонах сидел на краю кровати. (Кальсоны у него были из набивной ткани с изображением карт и игральных костей.) Он откупорил бутылку хереса, налил полный стакан и немедленно выпил. В пестром и постоянно меняющемся потоке лиц, которые окружают нас, есть такие, что кажутся монетами одной чеканки - вид у них совершенно одинаковый и одинаковая ценность. Такие, как Джонсон, всегда были и всегда будут. У него было продолговатое лицо, к которому слово "зрелость" никак не подходило. Прожитое время было для Джонсона вереницей неожиданных потерь и тяжелых ударов, но в тусклом, неверном свете рубцы на ткани его эмоций были незаметны, и лицо его казалось серьезным, простым и непроницаемым. Можно три раза объехать вокруг света, развестись, вторично жениться, снова развестись, расстаться со своими детьми, нажить и истратить целое состояние, а потом, вернувшись "к началу своему", увидеть те же лица у тех же окон, покупать те же сигареты и газеты у того же старика киоскера, здороваться по утрам с тем же лифтером и прощаться вечерами с тем же гостиничным клерком, здороваться и прощаться со всеми, кого, как Джонсона, несчастье вогнало в жизнь, как гвозди в доски пола.

Джонсон был путником, привычным ко всем невзгодам одиночества, у пего случались бурные вспышки чувственности, и, когда он бывал в смятении духа, в его подсознании всплывали видения магистральных шоссе и автострад с развязками на разных уровнях, в нем таилось томление по венерину пояску, которым томились люди на земле еще задолго до того, как придумали миф о Венере, - томление, которое отвергает и добро и зло и которым правит страдание.

Отец Джонсона умер, когда он был еще мальчиком, и воспитывали его мать-учительница и ее сестра-портниха. Он был хорошим мальчиком, прилежным и трудолюбивым. В то время как другие мальчишки бегали на футбол, а потом носились по улицам, маленький Норман продавал ботиночные стельки, резиновые грелки, рождественские открытки и газеты, принимал подписку на журналы. Свои пятицентовики и десятицентовики он хранил в пустых банках из-под сливового сока и раз в неделю относил их в сберегательную кассу. Он два года сам платил за обучение в университете, а затем его призвали в пехоту. Он мог устроиться на погрузку руды на пристанях озера Верхнего, дававшую освобождение от военной службы, и сколотить за годы войны капиталец, но узнал об этом слишком поздно.

Джонсон высадился в Нормандии на четвертый день десантной операции [6 июня 1944 года произошла высадка англо-американских войск в Нормандии]. Его первый сержант, толстый увалень, прострелил себе ногу, как только они высадились на берег, а кровожадный ротный командир погиб после трех часов сражения. Истинными храбрецами оказались такие, как он, скромные и сдержанные люди. На третий день боев он был ранен и вывезен на самолете в госпиталь в Англию. По возвращении в роту Джонсона перевели в штаб, где он и оставался до самой демобилизации. Так он потерял четыре года жизни, пока другие молодые люди делали карьеру. Когда Джонсон приехал на озеро Верхнее, его тетки уже не было в живых, а мать лежала при смерти. Похоронив мать, он остался со счетами от врача на три тысячи долларов, со счетом похоронного бюро на тысячу четыреста долларов и с семитысячной закладной на дом, который никто не хотел покупать. Ему было тогда двадцать семь лет.